Пантера Людвига Опенгейма

– И кому вы должны сказать большое спасибо? Вашей заботливой племяннице! Уезжая на другой континент, кажется, в Африку, она зашла всего на несколько минут в мою контору. Она сказала: «Герр Блюм, я знаю, вы не только большой знаток искусства, но и хорошо осведомлены о том, какие произведения выставляются на тех или иных торгах. Мой дядя, господин Гедеон, особый коллекционер! Он ищет работы, которые соответствуют его требовательному вкусу. Что до триптиха «Последняя жатва», написанного неизвестным художником из Восточной Европы, то он искал его всю жизнь. Может быть, вы отыщите эти полотна? Господин Гедеон вам хорошо заплатит». «Название, которое вы упомянули, мне незнакомо, – признался я вашей племяннице. – Увы, сударыня, но…» «Какая жалость! – воскликнула она. – Для моего дяди найти эту работу стало бы настоящей удачей!» «Скажите, хотя бы, что было изображено на триптихе?» – спросил я. Ваша племянница заговорщицки мне кивнула: «Дядя говорил, что там черные псы убивают овец. А потом тех же собак разрывают огненные тигры. Да-да, именно так». «Какое кровавое произведение, – пошутил я. – Странный вкус у вашего дядюшки». «У него отменный вкус, герр Блюм, – ответила она, затем, точно опомнившись, бросила: – Поезд, я опаздываю на поезд!» – и была такова. Под моими окнами ее ждал роскошный драндулет со стариком-водителем, настоящим великаном-усачом, в котелке и блестящих крагах. Экстравагантная дама, ваша племянница!

Г-н Блюм безжалостно хлопнул себя по лбу.

– А всего спустя сутки я вспомнил, где именно видел этот «кровавый» триптих. В галерее у разорившегося О.Б.! Я поехал к нему, в этот особняк, и уговорил его продать триптих настоящему ценителю, который, так же как и прежний хозяин, будет сутками напролет восхищаться истинным произведением искусства. Правда, несчастный О.Б. никогда не слышал о названии «Последняя жатва», – оживленно пожал плечами герр Блюм. – Но это уже нюансы. Вот такая история, господин Гедеон. Поздравляю, ваше давнее желание исполняется. Вы – уже почти хозяин триптиха. Впрочем, разве можно быть хозяином великого полотна? Нам, смертным, позволительно стать разве что его хранителем. Не правда ли?

– Значит, племянница?

– Очаровательная и роскошная дама! – оживленно кивнул герр Блюм.

– И как же зовут мою племянницу?

Герр Блюм развел руками:

– А вот как зовут ее… не помню. Да она и не представилась мне вовсе!

Давид устремил на собеседника испытующий взгляд:

– Выслушайте меня, герр Блюм, – его тон был таким, точно он поверял торговцу картинами величайшую тайну. – Во-первых, я никогда не охотился ни за одним художественным произведением, в том числе и за этим, а во-вторых, у меня нет и не было племянниц.

– Нет племянниц? – удивился герр Блюм. – И вы проехали тысячу миль, чтобы сказать мне об этом, верно? Только ради того, чтобы сообщить мне, что вам эта картина вовсе не нужна? Господин Гедеон, сами подумайте, могу ли я вам поверить? – Хитро улыбаясь, герр Блюм покачал пальцем у самого носа Давида. – Плохой способ сбить цену!

– И все же вам придется оставить эту картину у себя, герр Блюм.

– Но вы оскорбляете меня, – пролепетал торговец. – Ваш поступок недостоин профессионала!

– Да пошли вы к черту! – уже готовый уйти, отрезал Давид. – Вы сочинили эту басню, написали мне в Пальма-Аму, вызвали меня, придумали племянницу. Но зачем? Ошиблись адресом?

Герр Блюм был мрачнее тучи – тон клиента не давал и намека, что он лукавит.

– Может быть, я и впрямь ошибся? – задал он вопрос самому себе. – Тем более что ваша племянница хоть и прекрасна, но ничуть не похожа на своего дядюшку…

Давид поднял брови:

– И какова она?

Герр Блюм сложил пальцы правой руки в щепоть, потер ими:

– Чужая кровь, господин Гедеон. Ваша племянница – мулатка. Ее дедушка, как пить дать, был негром! О вас этого не скажешь. Теперь я почти уверен, что эта молодая женщина солгала мне. Другое дело, откуда она так хорошо знает вас? Может быть, вы мне ответите на этот вопрос?

Давид отвернулся от г-на Блюма, точно немедленно собирался откашляться. Теперь он вспомнил, где, когда и при каких обстоятельствах слышал название триптиха. В Пальма-Аме, за городом, в шатре г-жи Элизабет. Она так и сказала: «Роберу Валантену пришлось уехать – уехать навсегда. Чтобы создать в снегах Восточной Европы блистательный триптих, который он назовет «Последняя Жатва». Давид смотрел себе под ноги. Пол был грязным – следы от десятков башмаков грузчиков, которые выносили из дома г-на О.Б. его мебель и антиквариат.

– И ее водитель был усачом? – спросил Давид.

– О, да, импозантный тип! – всплеснул руками герр Блюм. – Настоящей водитель!

– Тогда опишите мне подробнее и мою племянницу, – попросил он.

Герр Блюм пожал плечами:

– Просьба странная, но что не сделаешь ради клиента. Еще раз повторяю: она была прекрасна, ослепительна, чувственна. Как языческая богиня. Такую женщину трудно себе представить даже в мечтах! – Он вздохнул. – Вот какова была ваша племянница, господин Гедеон.

– Лет восемнадцати-двадцати, лукавая улыбка, точно она знает все тайны, существующие в мире?