Папа и море

Жестяной бидон был старый и ржавый, и в нём явно никогда не держали ничего ценнее, чем керосин или скипидар. Но это было доказательство. Чёрное озеро — тайная морская сокровищница. Папа горячо верил: в глубинах озера его ждут клады. Всевозможные. Он надеялся, что, подняв их со дна, поймёт море и всё встанет на свои места. В том числе он сам. Так ему казалось.

Поэтому папа упрямо водил по дну кошкой и мерил лотом середину озера, называя её бездной. «Бездна», — шептал он, чувствуя, как от этого слова по спине пробегает холодок.

Лот обычно останавливался то на одной, то на другой глубине. Но случалось и так, что верёвка уходила в бесконечность, сколько её ни надставляй. В лодке уже валялось множество всевозможных верёвок: бельевая, носовой швартов, якорный канат — всё, что папа успел прибрать к лапам (и что, конечно, изначально предназначалось для чего-то другого — так всегда и бывает с верёвками).

Папа разрабатывал теорию об углублении, которое доходит до центра Земли, и грезил о погасшем кратере вулкана. В конце концов он начал записывать свои мысли в старую тетрадь с коленкоровой обложкой, которую нашёл на чердаке. Несколько страниц были исписаны смотрителем маяка — короткие слова с длинными промежутками, точно сорока напрыгала.

«Весы в одиночестве, Луна в седьмом доме, — прочёл папа. — Сатурн встречается с Марсом». Видимо, у смотрителя маяка бывали гости. И, может быть, ему от этого становилось веселее. Но дальше шли сплошные цифры, их папа не понимал. Он перевернул тетрадь и начал писать с другой стороны.

В основном он рисовал карты чёрного озера, вид сверху и вид в разрезе, и терялся в длинных расчётах и разъяснениях перспектив.

О своём исследовании папа не распространялся. Постепенно он перестал водить кошкой по дну и всё больше сидел в раздумьях на одиноком выступе смотрителя. Иногда он заносил в тетрадь заметки о море или озере.

Он писал: «Морские течения — примечательное и удивительное явление, которому ранее не уделялось достаточного внимания…» или «Движение волн есть нечто такое, что неизменно вызывает у нас любопытство», потом тетрадь падала, а он погружался в раздумья.

Над озером украдкой протянулся туман. Он пришёл с моря, никем не замеченный. Всё вдруг оказалось окутано бледно-серым, а вы-ступ смотрителя маяка плыл, одинокий и всеми забытый, по мягкой, как шерсть, пустоте.

Папа с удовольствием спрятался в тумане. Он задремал — но тут закричала чайка, и папа вздрогнул, и проснулся, и отправился снова бродить вокруг озера, так же беспомощно думая о ветрах и течениях, о штормах и зарождении дождей и о глубоких морских пещерах, дна которых никому не достичь.

Мама смотрела, как папа то выныривает из тумана, то заныривает обратно, задумчиво опустив морду на живот. Она думала: «Он собирает материал. Он сам так сказал. Наверное, у него уже целая тетрадь материала. Вот здорово будет, когда он наконец всё соберёт!»

Она положила на блюдечко пять полосатых карамелек и отнесла их папе, чтобы подбодрить его в трудах.

Муми-тролль лежал в зарослях вороники, нависая мордой над маминой ямкой с питьевой водой. Он опустил подкову в коричневую блестящую воду, и серебряное стало золотым. Вороника и верхушки трав отражались в воде — маленький перевёрнутый пейзаж. Ветки-травинки на фоне тумана вырисовывались красиво и чётко, можно было разглядеть, как самая крошечная букашка тащится по стеблю.

Ему всё нестерпимее хотелось поговорить о морской лошадке. Хотя бы рассказать, как она выглядит. Хотя бы иметь возможность говорить о ней в открытую.

По стеблю проползли две козявки. Муми-тролль всколыхнул воду в ямке, пейзажик исчез. Он поднялся и направился в чащу. На самом её краю была протоптана во мху узкая тропинка, которая, очевидно, вела к логову Мю. Изнутри слышался шорох — Мю была дома.

Муми-тролль сделал шаг, опасное желание доверить кому-то свою тайну жгло язык. Он наклонился и прополз под ёлкой. Там сидела Мю — маленькая, свернувшись клубочком.

— Значит, ты дома, — неловко проговорил Муми-тролль.

Он уселся на мох и посмотрел на Мю.

— Что это у тебя в лапах? — спросила она.

— Ничего, — ответил Муми-тролль (испортив хорошее начало для разговора). — Я просто мимо проходил.

— Ха! — сказала Мю.

Чтобы не встречаться с ясным и неумолимым взглядом Мю, Муми-тролль огляделся по сторонам. Дождевик Мю на ветке. Мисочка с изюмом и черносливом. Бутылка сока.

Муми-тролль вздрогнул и нагнулся. Шелковистая, покрытая блестящими коричневыми иголками земля чуть подальше, под ползучими ёлками, была, насколько хватало глаз в тумане, утыкана рядами крошечных крестов. Кресты были сделаны из сломанных палочек и связаны шпагатом.

— Что ты сделала? — воскликнул Муми-тролль.

— Думаешь, я хороню там своих врагов? — ухмыльнулась Мю. — Это птичьи могилы. Кто-то устроил здесь большое птичье кладбище.

— Откуда ты знаешь? — спросил Муми-тролль.

— Проверила, — ответила Мю. — Белые птичьи кости, такие же, как мы нашли в первый день под маяком. «Месть Забытых Костей», помнишь?

— Это смотритель маяка, — проговорил Муми-тролль после долгого молчания.