Папа, я проснулась!

– Могу. Когда мы вышли из залов экспозиции «Скифское золото» и перешли в зал, где находится выставка облачения и наград современных наших священников, я бродила среди этих шитых золотом риз, звезд и крестов в бриллиантах, изумрудах и рубинах, я примеряла каждый камешек в украшениях и облачениях к цене одной операции больного ребенка. К цене обследования и ежедневного анализа крови. К цене послеоперационной реабилитации. Просто к цене ремонта в известных, но таких бедных клиниках, где работают врачи мирового уровня, к цене ремонта палат, где ночью моему знакомому, моему маленькому другу, шестилетнему Назарчику с ДЦП, и его маме не дают спать тысячи тараканов.

Я, наверное, не совсем права… Я, наверное, неправа.

Или что?

В Кишинев возвращаются

– Зачем ты едешь этим страшным автобусом?!

– Ну, во-первых, больше туда ничего не идет. Разве только с котомкой и пешком.

– А во-вторых…

А во-вторых, мои персонажи – герои, авантюристы и рыцари, правдоискатели и мошенники, пираты и викинги, мушкетеры и гондольеры, красавицы и чудовища, обожаемые мной участники большого представления под названием «Дорога» или, бери выше, «Жизнь», это уж как читателю понравится, – они уже сидят, смотрят на часы и нетерпеливо ждут, когда я тоже усядусь на свое место и очередной мой автобус покатит по дорогам навстречу приключениям.

Ну что ж, не в первый раз и, хочется думать, не в последний, медленно выруливая, в повествование въезжает карета… Ой, нет. Шарабан? Дилижанс? Тоже нет. Вплывает парусник? Гондола? Ладья? Ковер-самолет? Нет.

Обычный затрапезный старый скрипящий мини-автобус.

Два стеклянных шарика

Багажник этого сомнительного транспортного средства плотно замуровали торбами. До потолка буквально. (Я была так потрясена, что вот эта арба собирается в таком виде переезжать границу между двумя государствами, что никак не могла вспомнить слово «баул», такая гигантская клетчатая бесформенная сумка, символ современного коробейника-челнока. Кто-то в начале девяностых хорошо разбогател на изобретении этого вот легендарного багажного средства.) То есть мой чемодан и чемоданы других пассажиров уже некуда было поставить, кроме как в проход. Так и переступали входящие и выходящие через мой элегантный серебристый кофр, постепенно затаптывая его ногами. Кто-то даже пытался на него присесть и сплюснуть.

– А как же мы со всем этим поедем? – Я только растерянно указала в сторону замурованного багажного отделения.

– Так когда машина тяжелей, оно ж мягче будет ехать! – убежденно парировал водитель мои беспомощные взмахи руками.

Оказалось, что рядом с основной своей налогооблагаемой деятельностью этот самый водитель международного мини-автобуса «Спринт» широко делал и другой бизнес – налогонеоблагаемый. И, как всегда, с любопытством я приготовилась смотреть, как же он, такой предприимчивый, переедет границу со всем этим барахлом. К слову, граница с Молдовой у нас рядом. А ну, а ну, думала я. Как, интересно, он будет с ними объясняться? Ну с таможенниками? А и ничего! Легко проехав одну таможню, другую, уверенно помахав ладошкой всем, видимо давно знакомым мастерам досмотра и пограничникам, водитель тронул автобус и въехал в страну Молдову. Одно утешало: если бы его багаж представлял угрозу, то ни с одной стороны, ни с другой не стали бы с ним церемониться. Видимо, подторговывает он чем-то вроде обуви или одеял, например. И на него давно махнули рукой, тем более он, по всей вероятности, с ними со всеми делится, одаривает, черт его знает что еще.

Как-то я ехала в Москву в вагоне почти пустом. Правая рука у меня была в гипсе. Перед границей проводник вошел в мое купе (я была там одна) и втащил огромную бесформенную, забитую чем-то сумку. Да-да, именно баул.

– Скажете, что это ваша! – велел он приказным тоном бывалого прапорщика, запихнув клетчатого монстра в рундук.

– Нет. Не скажу.

– Почему? – удивился проводник. Он вел себя так, как будто вагон был его собственностью, и я находилась то ли у него в гостях, то ли у него в плену.

– Во-первых, я не знаю, что там…

– А какое ваше дело? – набычился проводник. Вот же балбес совсем.