Папа, я проснулась!

Пассажиры, которые стояли и сидели между переговорщицами то ли от скуки, то ли от жалости устроили живой телефон и передавали друг другу, что сказала девушка.

– Она сказала, что забыла телефон в общежитии, – передавали по цепочке от полной девушки.

– Ничего, будет звонить с моего. У меня есть все номера с ее телефона, – худенькая.

– У нее есть все номера, передайте, пусть не волнуется.

– Как это все номера?! – Это полная девушка, когда ей пришел ответ с другого конца автобуса.

– Как это все номера?

– Как это все номера?

– Почему все номера?

– Все номера?

Это пассажиры передают.

– А так! – хвастливо отвечает вторая, худенькая.

– А так!

– Ну… так.

– Так получилось.

– Ну почему-то так, – это пассажиры передают толстушке.

– И Семена телефон есть?! – толстушка.

– И Семена?

– А Семена?

– Семен есть в телефоне?

– Есть Семен? – пассажиры.

– Ага. И Семен есть, – хвастливо худенькая.

– Есть Семен.

– Да, есть.

– Увы, есть Семен.

– Представляешь, а Семен-то – есть.

– Есть телефон Семена. (Вот стерва, да?)

– Семен-то дал ей свой телефон! – пассажиры.

Полная что-то буркнула и замолчала. Худенькая что-то проорала, но пассажиры солидарно с полненькой тоже замолчали. Вот же подлая, Семена телефон где-то достала. А еще подруга! И Семен тоже хорош.

– Что она сказала? – спросила худая.

– Она на тебя обиделась. Так друзья не поступают.

– Обиделась она. Так не делают!

– Обиделась. Предательница.

– Ты зачем Семену звонишь? Она поэтому обиделась. Он же ей нравится, наверное, а ты ему звонишь, вот зачем?!

– А ваше какое дело? – хмыкнула худенькая, на остановке вышла первой и стала поджидать подружку. Пока толстушка пробиралась по салону, пассажиры ободряюще что-то говорили ей, а солдатик сунул в руку бумажку с номером своего телефона:

– Меня Игорь звать. Позвони мне, ладно? Только со своего телефона. Позвонишь?

Все пассажиры:

– Позвони!

– Позвони ему?

– Позвони ему обязательно! Только подружке своей телефон нашего солдатика не давай.

– Позвонишь?

– Ты позвони. Он хороший. Он беременной место уступил и дал ей воду и половину пирожка с сыром, – это сказала то ли мамаша, то ли теща.

Толстушка вышла из автобуса победительницей, сияющая и довольная. Солдатик махал ей в окошко, она помахала в ответ бумажкой с номером телефона, развернув пальцы, поднесла их к уху, мол, позвоню-позвоню. А затем, подмигнув, сунула бумажку с номером не в сумку, а в лифчик под нескромно, чуть ниже, чем надо, расстегнутую «молнию» спортивного бархатного костюма в стразиках, который своей пошлостью так и не смог испортить девичью яркую, свежую молодую красоту.

Пассажиры ликовали, смеялись и аплодировали. Солдатик краснел и счастливо улыбался.

Как-то, болея гриппом, в вынужденном безделье я «серфила» Интернет и нашла пост, каких много в Сети и которые, как правило, читают и «перепощивают» школьницы старших классов. Не знаю, что именно привлекло меня… А, вспомнила – картинка. На фотографии была прозрачная пластиковая банка с яркой крышкой, наполненная разноцветными шариками. Шарики – marbles – стеклянные разноцветные шарики, моя давняя любовь, такие волшебные шарики, секрет которых еще не раскрыл ни один ребенок. В такие, между прочим, только алебастровые, играл Том. Ну какой-какой… Сойер, конечно. Шарики, что были дороже всяких сокровищ. И один шарик, такой драгоценный, он подарил Бекки Тетчер. Девочке в платье на крахмальных нижних юбках, и в белом фартучке, и в шляпке, дочери судьи, Бекки, прекрасной, единственной на свете Бекки. И эта девочка обиделась на Тома, что он с кем-то там до нее уже успел поцеловаться, разрыдалась и этот шарик бросила в камин. А почему обиделась? Между прочим, за дело. Это ведь важно для девочки, чтобы ты была для кого-то единственная на свете, разве нет? Ну да, я отвлеклась.

Короче, в этом интернетовском посте были банальные прописные истины, но задело меня предложение автора – наполнить банку каким-то количеством шариков, поставить на полку или подоконник и каждый день выбрасывать из банки один шарик. Куда-нибудь в такое место, где ты не сможешь его подобрать и вернуть на место, в банку, например в пропасть. И тому, кто решится на такое, будет отчетливо видно прямо на собственном подоконнике, как уходит его жизнь, как пустеет его банка с выделенным ему Небесами временем, с подаренными ему жизнью чудесами, с восходами и закатами, с его любовью, с его встречами и прощаниями, с его путешествиями и обедами с друзьями, с его пустыми разговорами и неприятностями. То есть эта странная, притягивающая, гипнотизирующая банка отчетливо давала тебе понять:

«Том! (Ну или не Том, а другой какой-нибудь человек.) Не трать время даром! Сегодня вечером тебе предстоит выбросить в пропасть еще один день твоей жизни. Вон тот, желто-зеленый… Цвета глаз влюбленной в тебя девочки…»

«Как страшно. Это ведь очень страшно, – сказал на это мой муж, – не делай этого. Никогда этого не делай. Я не хочу это видеть на своем подоконнике».