Канск, 20/V- 1941 г.
Ликин, моя милая женушка! Май месяц, этот 4-й, что мы находимся в разлуке, стал для меня в этом году праздничным маем. Подумать только: за 20 дней, с 30/IV, 4 письма, посылка и бандероль с книгами от тебя, моей любимой, славной девчурки!
На письмо, полученное 30/IV, я тебе уже ответил. I1/V я получил твое письмо от 25/IV и телеграмму от 23/IV (видишь, какие темпы в доставке!..). 15/Vя получил письмо от 7/V, а вчера — только от 12/V. (Последнее время письма начали быстрее пропускать через цензуру). Отвечаю тебе сразу на все:
Прежде всего о свидании. Ответа на мое заявление Нач-ку Краслага от 4/V я еще не получил. Твое заявление от 12/V очевидно тоже уже поступило, — я полагаю, что на днях будет ответ. Какой только? Лелею надежду, что свидание будет на этот раз разрешено и мы, наконец, сможем увидеться. Но, если не разрешат, то я считаю, что не нужно тебе ехать «на авось», добиваться разрешения на месте. Ведь это уже 3-е мое заявление, к тому же и ты уже написала, и если теперь откажут, то вряд ли ты сумеешь получить разрешение, когда приедешь сама. Ты права в том, что нет никаких оснований к лишению нас права хотя бы на короткое свидание, тем более, что я отношусь хорошо к труду, участвую активно в общественной работе (в клубе), не имею взысканий, не нарушаю лагерного режима и проч. А вот видишь, все же трудно получить это разрешение, и дадут ли его еще? Я, со своей стороны, если и сейчас откажут, буду беспрерывно добиваться, писать к Нач-ку Краслага, и в ГУЛАГ, и Наркому, то же советую и тебе, и думаю, что, в конце концов, мы разрешение получим. Но ехать без наличия разрешения нельзя, т. к. нет уверенности, что ты добьешься положительного результата на месте. Может получиться, что только измотаешься в дороге, потратишь много денег, переволнуешься, а пользы не будет. Надо это учитывать и действовать благоразумно. Согласна ты с этим, моя мордука?
Теперь насчет приезда твоего с Мариком. Лидик, милый мой, этот вопрос для меня — настоящая кровоточащая рана. Все время в мозгу сверлит этот вопрос. Лидонька, ну разве мне самому не хочется видеть нашего сына, не хочется посмотреть на него, услышать его голос, обнять его, моего кроху, поговорить с ним? Разве мне не хотелось бы, чтобы он увидел своего отца? Свидание с моим Мароником было бы для меня величайшей радостью, — ты это понимаешь, Ли дух а!
Но, решая этот вопрос, нужно прежде всего исходить из целесообразности и пользы для самого нашего сына. Ведь правда? Мароник слаб здоровьем, болеет часто, ему трубно будет перенести тяжелое длительное путешествие сюда и еще более тяжелое — обратно в Москву. Здесь чрезвычайно трудно с билетами. Приходится уезжать в бесплацкартном вагоне до Красноярска, там пересадка опять, возможно, в бесплацкартный вагон. Ты представляешь себе трудности такой поездки и чем чревата она для ребенка? Можно ли подвергнуть такому испытанию нашего мальчика при его слабом здоровье? Я думаю, что нельзя. Потом. Несколько дней надо будет прожить здесь, в Канске. Как вы эти дни сумеете пробыть, как устроитесь? Если ты одна, это проще, а с ребенком? (Кстати, когда приедешь, вещи оставь на хранении на станции, а сама пойди устраиваться на жилье поближе к лагерю, у кого-нибудь на частной квартире. Только выбирай место получше, не торопись, чтобы люди были приличные, семейные, а еще лучше, если живут одни женщины, — вот приезжала здесь к одному товарищу недавно жена из Омска, так она устроилась где-то поблизости у двух пожилых женщин. Лагерь от города в 2–3 километрах, итти далеко, а, если свидания будут вечером, то и опасно).
Дальше. Свидание будет бесспорно кратковременным — на 2–3 часа, не больше. Постараюсь разделить эти 2–3 часа на 2–3 встречи. Нам нужно успеть об очень многом и многом поговорить. И времени мало, и можно ли обо всем говорить при ребенке? А условия такие, что он должен будет находиться здесь же, все будет слышать, видеть… маленькая комнатка в маленьком домике для свиданий около вахты. Но если бы я даже уделил ему целиком все время нашего свидания (что, пойми, совершенно невозможно!), то и в этом случае, это время настолько мало, что у ребенка, в конце концов, останутся лишь какие-то обрывки воспоминаний о встрече с отцом, это только выбьет его из нормальной детской колеи.
К тому же, это ведь будет первое наше свидание после таких тяжелых 3 ½лет. Сумеем ли мы удержать свои нервы при нашей встрече? А я не хочу, чтобы Марик увидел своего отца впервые и в таком состоянии.
Будем надеяться, что в предстоящем году окончится уже мое заключение и мы встретимся не на 2–3 часа, а уж на всю нашу жизнь, наша встреча тогда будет радостной, бодрой, и если уж папка ваш и раскиснет на минуточку, то он все последующее время сможет употребить на то, чтобы рассеять в памяти ребенка эту неприглядную картину, чтобы не оставить в его памяти образ слабого, плачущего отца.
Ты понимаешь меня, Лидука моя, или нет? Ты не подумай только, что я уж такой «кисель», наоборот, за эти годы, мне кажется, я возмужал, вырос, стал сильнее, но ведь надо же представить человечность нашей встречи в таких условиях, и я за себя, скажу честно, не могу поручиться, что смогу выдержать внешнее спокойствие. Разрыдаюсь, боюсь, собой перестану владеть.
Надо ли все это видеть, испытать и перечувствовать нашему сынке, обладающему пылким умом и большой чувствительностью?
Если, не дай боже, год пройдет, а я все еще останусь в том же положении, то тогда уже приедешь с сыном.
Ну вот, я высказал все соображения по этому вопросу, — теперь слово за тобой, решай. Я надеюсь, что ты согласишься со мной, но не заподозришь меня в нежелании видеть сына. Поверь, что такое холодное, здравое рассуждение, которое я допускаю в этом деле, стоит мне очень много крови и причиняет моему сердцу нестерпимую боль, — ведь я так хочу видеть нашего мальчика! Но жизнь учит меня сдерживать свои желания и чувства, не поддаваться только голосу сердца, не сообразуя его с разумным началом.
Ты спрашиваешь, Ликин, как быть с отправкой Марика и мамы на лето. Я много думал над этим и пришел к такому решению: слабость здоровья Марика, как мне кажется, имеет своим источником, прежде всего то, что он — камчадал, вывезенный на материк в слишком раннем возрасте. Сказалась перемена климата, резкое изменение атмосферного давления. Прежде чем вывозить его куда-либо на юг, тем более в жаркую Анапу, нужно показать его опытному врачу, и посоветоваться, можно ли туда его отправлять. Сделала ли ты это? Анапа — детский курорт, но хорошо ли там всем детям? Поэтому, прошу тебя, Лидоник, добиться приема у лучшего детского врача, у профессора, и только тогда уж решай вопрос об отправке Марика в тот или иной пункт. А может, как раз лучше его отправить не в Анапу, а в другое место, посевернее? Ведь мы этого с тобою не знаем, правда? Надо проверить этот вопрос и тогда уж решать окончательно.
Мама больна, ей нужно обязательно лечить ногу, ты не должна связывать это с вопросом о Марике. Нужно маме опять-таки обратиться к врачам, чтобы ей назначили место, куда ехать; купить путевку и отправить ее в санаторий, где бы она смогла действительно подлечиться. Запускать такую болезнь нельзя, а она уже и без того запущена.
А теперь, как же быть с Мариком, с кем он останется? Так вот, хочешь ты или нет, но я категорически настаиваю и требую, чтобы в это лето ты отдохнула и тоже полечилась.
Что это за разговоры: «подожду, когда ты приедешь, тогда уж вместе отдохнем»? на меня, пожалуйста, не смотри. Я одно, ты — другое. Я не имею возможности отдыхать, а ты ее имеешь. Я могу обойтись без отдыха, так как, в конце концов, я здесь сам — один, предоставлен самому себе, а ты — сейчас глава семьи, ты обязана быть совершенно здоровой и не имеешь никакого права истязать себя в работе, растрачивать свое здоровье. Хорошенькое дело: 6-ой год без отдыха, да еще в таких жутких условиях. Опять-таки, не показывай на меня, я 3 года отсиживался и отлеживался, больше на воздухе, я лучше себя сохранил, чем ты, — тебе нужен немедленный отдых и лечение. То, что творится с твоей памятью, нервами и общим состоянием здоровья, абсолютно недопустимо в твоем молодом возрасте. Ты что же хочешь совсем себя изнурить, превратиться в инвалида?
И зачем ты работаешь по 12 14 часов, что тебя гонит к этому? Нужда? К чему это может привести? К тому только, что ты потеряешь здоровье, покалечишь себя, преждевременно состаришься. Понимаю. Ты не хочешь тратить денег камчатских, бережешь до моего приезда, а доведешь себя до такого состояния, что никаких денег не хватит для восстановления здоровья, — ведь деньги не всегда могут в этом помочь, бывает поздно, подумай над этим!
Лидик, любимая моя женка, я выйду отсюда, буду с тобою, будут и деньги, будет и совместный отдых и лечение. А пока что я категорически требую от тебя пожалеть себя и Марика, беречь здоровье и не слишком экономить в деньгах.
Службу на лето ты должна оставить, к осени поступишь на другую работу, не беда. Летом ты будешь с Мариком вместе, поедете на курорт, отдохнете, полечитесь, и чтобы вы были у меня здоровыми, без всяких разговоров.
Все это, вместе с маминым лечением будет стоить несколько тысяч рублей, так что же, ты разве не можешь разрешить себе этого? Если ты не можешь, то я разрешаю, и не только разрешаю, но требую от тебя истратить их на здоровье, чтобы они пошли вам на пользу.
Сейчас сними дачу под Москвой, пусть мама с Мариком поедут туда (это — в случае, если дадут нам с тобой свидание), ты вернешься со свидания, мама поедет на свой курорт, а ты с Мариком на свой (а может быть, можно будет и всем вместе в одно место — это зависит от указания врачей). Если же свидания не дадут, то надо действовать тебе сразу, ехать уж на все лето, куда скажут врачи и тебе, и Марику. Понятно, мордуля?
Ты не думай, что если я здесь, а вы там, то ты можешь самовольничать как хочешь. Еще раз прошу тебя, и настаиваю, чтобы ты на лето оставила службу и занялась основательной починкой здоровья: своего, сынкиного и маминого, — сколько бы это денег не стоило.
Мой любимый мордик, моя, моя Лидуха!
Как хочу я обнять тебя и крепко, крепко, как умеет это твой Семик, расиелукать тебя, — ведь ты такая хорошая и любимая!
Нет, я не сомневаюсь, я знаю, что мы будем вместе на всю нашу жизнь и ничто никогда нас не разлучит. Не было на свете любви, подобно нашей, Лидука! Не унывай, моя ластонька, вся жизнь наша еще впереди, мы не такие уж старые, а бодрости и жизнерадостности у нас хватит еще на целый век!
Ты, Ликин, спрашиваешь о посылке из Осташкова — я ее получил еще в марте, числа 5-го, а из Одессы — 7/V.
Мордулькин, ай-ай-ай, спутала день моего рождения: 9/ VI, а не 9/V — вот видишь, как ты переутомилась. Так что немедленно берись за отдых и за лечение, ладно?
Крепко, крепонько целукаю тебя и моего сынку, думаю о вас и живу только вами, только вами, моилюбимые — ваш папка Сема.
Привет маме, Самуилу и всем родным.
