Канск, 25/11 — 1943 г.
Дорогая моя женушка! Как можно передать тебе о моем беспокойстве по поводу твоего молчания? Ведь я послал тебе 4 письма, но ответа не имею. Только из Пашиного письма от 25/1 я узнал, что ты с Мароником в Москве, на старой квартире. Это мне доставило много радости, — вы живы, здоровы, мои родные!
Лидик, мой славный и единственный друг и жена!
Прошу тебя сейчас же оторваться, напиши мне подробно о себе, о сынке, о маме, о вашей жизни, здоровье, обо всем, что случилось за последние полгода, пошли мне срочно телеграмму, как только получишь это письмо. Может быть, ты обиделась на меня за мои докучливые просьбы о помощи, о посылках, а ты не имеешь возможности их послать? Так напиши мне об этом просто и откровенно — никаких обид и претензий у меня к тебе за это не будет. Я знаю, что тебе сейчас очень тяжело живется, но, несмотря на это, я просил о помощи, так как это для меня вопрос моей жизни, моего дальнейшего существования, вопрос нашей будущей встречи и совместной семейной жизни. Мне сейчас очень трудно, я болен, ослабел до крайности, вишу буквально на волоске. Мне необходимо подняться на ноги, восстановить силы, окрепнуть, — это, при моем состоянии длительный и трудный процесс, — а где и откуда взять ресурсы для всего этого? Вот почему я и обращался и обращаюсь и к тебе, и ко всем родным, с великой просьбой и мольбою о помощи, о самой срочной помощи, кто чем только может. Если ты сама не можешь добиться разрешения на отправку посылки, сделай это через Пашу, — она мне отправила уже, но я до сих пор еще ничего не получил. Напиши родным, тете Тасе, Шуре, Мороз, Нинзе, из их мест, может быть, принимают посылки.
В адресе на посылке, надо указывать: «Заключенному», т. к. нам объявляли, что в адрес ЗК посылки принимаются повсеместно. Никаких деликатесов мне не нужно, я нуждаюсь в следующем: сухари, крупы разные, сушен, картофель, антицингарное, и, если можно, жиры и сахар (или что-нибудь взамен). Скоро наступает весна и мне нужно: простые сапоги или рабочие ботинки (№ 41), рабочий костюм (брюки и гимнастерка), белье, носки, портянки, простыня, мыло, зубной порошок, чайной соды (это для желудка), нитки.
Главное, конечно, и в первую очередь, вышли мне продуктов. Мобилизуй для этого всякую возможность, моя родная, Лидука, поверь, что если бы я не испытывал в этом такой же острой и жизненной потребности, я бы не просил тебя отрывать от себя, от сына и от больной матери кусок хлеба и посылать его мне. Но, повторяю, это вопрос жизни. Если нет никакой у тебя возможности, напиши мне об этом, моя родная, я хочу знать о вашей жизни правду и делить все твои нужды и невзгоды. Будет (если я доживу до этого) время, когда мы заживем с тобой хорошо и радостно, без нужды, счастливо, сытно, в счастьи и любви, своей маленькой, тихой семьей! Когда мне бывает очень плохо, я закрываю глаза и передо мной проходят иллюзорные картины нашей будущей жизни, нашего уюта. Ты, Марик, я, наша бабушка, — сидим все за семейным столом, едим вдоволь, пьем, тихо, любовно беседуем, — и так хорошо, тепло становится, кровь начинает живее бегать по жилам, а жить еще больше хочется… Я бьюсь из последних сил, поддерживаю в себе всеми способами надежду на благополучный исход моей горькой судьбы. Но без материальной, существенной помощи я не могу обойтись. Так обстоят мои дела, родная моя Лидука! В ближайшее же время жду от тебя, в первую очередь, телеграфной весточки, а потом и подробного письма. Твое молчание меня совсем добивает, пойми это. Как живут все родные? Живы ли, здоровы? Что слышно с Ник. Арутюновым, где Майка с детьми, что с Шурой Тиматковым, Володей и Николаем? Живы ли все они, наши доблестные защитники? Передай им мой горячий привет и пожелания. Передай братский привет нашему Нюмику. Я знаю о его ранении и контузии и очень взволнован его состоянием. Пришли в письме фотографии Мароника, свою и мамину, — я хочу посмотреть на вас, моих родных и иметь дорогие мне образы на своей груди, когда мне бывает плохо.
Обнимаю крепко и горячо, целую тебя, моя Лидука, моего сынку, маму.
Ваш Сема.
