Шерстки, 21.11.1947 г.
Дорогая моя Лыка!
Пользуюсь случаем, что возвращается в Москву Василий Васильевич Иванов, и передаю с ним письмо и живой привет.
Он, примерно, расскажет про мое житье-бытье, про работу, про питание.
Твое письмо с открыткой Марика от 9.11я получил. Очень удивлен тому, что мои письма так плохо доходят до тебя. Поступил ли мой перевод от 4.IIна 400рублей?
Ликин! Я уже писал тебе, что мне необходимы 1 7
/ тысячи руб., и я просил тебя взять их со сберкнижки и срочно, по телеграфу, выслать их мне, — я должен рассчитаться.Писал ли я тебе о том, что к 1-му апреля я собираюсь обязательно приехать домой? Я уж имею договоренность, что меня пустят.
В тот момент, когда я пишу эти строки, принесли мне твое письмо от 17.11, — очень обрадовался ему. Но зачем ты упрекаешь меня в том, что я сообщаю тебе о каких-то «не существующих письмах»? Право же, я писал тебе и сейчас ты их уже, наверное, получила.
Конечно, я ни на минуту не забываю о конечной цели — переезде домой. И я уже многое сделал для этого… Мы ожидали здесь к 20. II приезда Володи, но он отложен до конца февраля. С его приездом полагаю, будет окончательно решен этот вопрос.
Я вступил в профсоюз, получил членский билет. Обменял паспорт на 5-ти летний.
Лидуська! Очень рад успехами Мароника в музыке. Передай мою сердечную благодарность Нине Николаевне за ее труды.
А как он успевает в школе, улучшилось ли его поведение?
Ликин! Мне очень тяжело одному, часто меня одолевает такая тоска, что не знаю куда деваться. А, главное, и это самое плохое, я зачастую теряю уверенность в будущем своем, в том, что удастся устроиться по-человечески, дома, в семье.
С формальной стороны, как будто все уже в порядке…
Достаточно ли этого? Я стал каким-то нерешительным в отношении самого себя. Признаюсь тебе в этом, хотя это и не совсем приятно мне.
Вот и открытие — отец мечется, рыпается туда-сюда: где бы достать работу, укорениться в каком-нибудь городе на воле, вытянуть к себе семью, но нет, не удается ему это. Тут Кафка: мир враждебен к тебе, а ты тянешься к нему, просишь: «Прими! Прими!», а он отталкивает тебя, постоянно напоминая: «Ты — изгой, нет тебе места на этой земле, в этом пространстве». Человек спрашивает: а в чем я провинился? почему не могу жить, как все? Ответа нет. И работы — нет. И семьи. Ничего нет. Живи одиноким волком. Остается цель: переждать жизнь — и дело с концом. Странное на первый взгляд бытие, но — реальность.
Казалось бы, кончились твои несчастья, ан нет, и на обретенной воле тебе не будет пощады, а будут унижение и новая жизнь «у параши». Уже вроде бы бесконвойный, но в паспорте отметка — враг. Клеймо троцкиста — тут и говорить не о чем. Дайте жить и дайте работать — фига тебе, и ни работы, ни жизни.
А в безвыходности — смысл тупика. Ну что ты будешь делать!.. Спасет охота к перемене мест — научись кивать да кланяться, жди ответа, как соловей лета, благодари всех подряд и помалкивай.
Надо всюду, где только можно, тыркаться. Может, где-то в щелочку можно проникнуть, за какой-то порожек зацепиться… Вдруг удача?.. Вдруг прорежется полоска света в темном царстве?
Используются связи: посоветуйте, порекомендуйте, устройте… Я не подведу, я оправдаю… Только помогите!