Читаем Папа, мама, я и Сталин полностью

Папа, мама, я и Сталин

Один из коллег Осипа П А. Козлов, член РСДРП с 1898 года, вспоминает о нем: «Во время восстания 1905–1906 годов принимал видное участие в работах как легальных, так и подпольных организаций, входил вместе со мной в состав «пятерки», ставившей ультиматум рижскому губернатору…»

Что это за «ультиматум» такой был?.. Нам это не дано выяснить, да и теперь вряд ли кто-то будет проявлять к этому интерес в стране, вошедшей в НАТО. Но мне, дотошно интересующемуся своими предками по линии отчима, все же любопытно было узнать, что Иосиф Захарович Розовский семь (!) раз избирался членом Петроградского совета — с 1918 по 1924 год.

Это вам не хухры-мухры. Таких людей звали «рабочие лошади революции». Они свое отпахали. Работали не за деньги, а за честь и совесть…

Время сталинских кадров, которые решили и порешили всё, пришло чуть позже. А эти — еще жили и работали по другим принципам. Служа ложной идее, заблуждались, конечно, но нам ли, нынешним, погрязшим в новейших коррупциях и беспределах, их судить и осуждать?!

В этой связи вспоминается еще одна «святая» женщина — Анна Давыдовна Розовская.

Она была супругой Соломона Розовского, с которого начат этот рассказ о «семье».

Время намешало в судьбе Анны Давыдовны, пожалуй, все свои крайности и признаки, по которым можно опознать как его позор, так и его триумф.

«В 1911 году Анна Давыдовна, — пишет Александр Гак, — работала вместе с Еленой Стасовой в финансовой комиссии ЦК РСДРП, занималась вопросами пополнения прожорливой партийской кассы».

Затем наша Анечка — секретарь Сущевско-Марьинского райкома, а в 1919 году занимает ответственные должности в отделе пропаганды и агитации в Московском горкоме партии.

Опять же — служим верой и правдой коммунистической идее, и как заслуженный знак этой деятельности — фотографируемся рядом с Лениным.

Ну как после этого не пойти на работу в ГПУ?..

Пошла. Революцией мобилизованная и призванная. «Обнаружила исключительную административноорганизационную инициативу, высшую степень добросовестности в исполнении возложенных на нее обязанностей и исключительную преданность делу».

Знаем мы эту «добросовестность» и «преданность»’.. Ведь характеристику А. Д. Розовской подписал не кто-нибудь, а сам Уншлихт, зампред ВЧК-ГПУ, известный (в наше время) палач.

Ох, Анечка… Ну и наворотила ты, наверное, всяких дел в этом ГПУ!..

А потом, видно, устала так, что бросила в один прекрасный день эту свою сомнительную службу.

И стала… тем же врагом. Того же самого народа.

Получила в 26-м году докторский диплом и начала яростно и честно (по-другому не могла) лечить людей.

Новый муж (Соломон-то уже давно умер) Григорий Михайлович Данишевский — известнейший на всю страну организатор здравоохранения — после 37-го года попадает в ГУЛАГ, где пишет научную работу под горько-ироничным названием «Акклиматизация человека на севере». Ее издают в Медгизе в 1955 году, не зная, что автор-зэк все еще сидит там, где ему совсем ненадобно сидеть.

Анечка все это время пишет письма «дедушке» М. И. Калинину, пытаясь доказать невиновность мужа.

Надоела своими письмами. И вот уже и ее загребли до кучи и отправили, проявив гуманизм, в тот же лагерь, где успешно «акклиматизировался» выдающийся врач Григорий Данишевский. Анна Давыдовна ушла из жизни в 55-м, но беды продолжали ее преследовать и после смерти.

Дело в том, что в 37-м был арестован ее сын Миша, Михаил Соломонович Розовский.

За что?

А за то, что учился в одной школе с сыном Л. Каменева и дружил с ним.

Миша Розовский провел в ГУЛАГе 18 лет, вышел на свободу больным человеком и поселился в Воронеже ~ городе, в котором, как известно, зазияла «яма Мандельштама».

Там, в момент глубокой депрессии, он и повесился в своей комнате на оконной раме.

Произошло это уже в 63-м году, когда мамы его, Анны Давыдовны Розовской, восемь лет как не было на свете. Укатали сивку крутые Горки Ленинские…

Что сказать напоследок?

Да, я не родной всем этим людям. И они мне неродные. Мы — родственники по документам, а не по крови. Это так.

Но — оказавшись в смертоносном круговороте истории, они, Розовские, живые и мертвые, сделались ее выразительными носителями и знаками. Все биты-перебиты, всем досталось, живого места нет…

Я испытываю к ним глубокое сочувствие и сопереживаю их трагическим судьбам.

Формально я принадлежу к этой многострадальной и много натворившей семье, ведь я ношу фамилию «Розовский».

И привык к своему ненастоящему отчеству — Григорьевич.

Потому что и я, как и все мы, жертва всей этой ката-васии, случившейся так давно.

А всё почему?

Не надо было этого еврейского мальчика Иосифа вешать, вот что я вам скажу!..

И великий русский писатель Лев Николаевич Толстой со мной бы согласился.