Папа, мама, я и Сталин

Увеличение срока — вот что светило со страницы каждого письма. Сдерживать, следить за собой, чтоб не вырвалось лишнее словечко, такому романтику, каким был от природы отец, — задачка хуже некуда. «Не проколоться» — ведь «слово не воробей, поймают — вылетишь» (народный парафраз известной поговорки, неслучайный).

Однажды, году в 65-м, я спросил отца с обезоруживающей его прямотой:

— Папа, а скажи, почему ТАМ, где столько людей погибло, ты остался живым?..

Он ответил горькой шуткой:

— Когда все умерли, меня попросили остаться.

Но я-то знал, почему он выдюжил.

В письмах прямо, не между строк, содержится объяснение: потому что верил в свою непогрешимость.

Это был многократно повторяемый сигнал «перлю-страторам» — донесите, мол, в своих отчетах: не признает он своей вины, покажите, мол, начальству — даже в письмах твердит о своей чистоте. «Невиновен». Это была истина, благодаря отстаиванью которой он спас свою душу и тело. Это удел святых людей, и я на полном серьезе считаю отца таковым. Ну хорошо, если это преувеличение, тогда пусть он будет хотя бы из тех, кто победил смерть, а значит, заслужил «немножко бессмертия».

Итак, два человека стоят в лучах по краям сцены.

Они читают письма и документы по очереди. Собственно, эта переписка и станет основой моей будущей пьесы. Популярный жанр — пьеса на двоих. Но нет, иногда понадобятся другие персонажи…

Иногда в их разговор вступаю я. Но лишь иногда, по мере надобности. Все будет понятно и без моих рассуждений. Теперь, когда приговор объявлен и отсчет дней в неволе пошел, нет нужды комментировать каждое письмо. Но будут моменты, когда я не выдержу и вмешаюсь. Итак…

Отец вынул из вороха синюю, исписанную мельчайшими чернильными строчками бумажку и прочел: