Канск, 13/1-1941 г.
Здравствуй, дорогая моя Лидука! 7-го числа получил твое первое письмо, а вчера — телеграмму твою и письмо от Паши и Розы. Не знаю, успеет ли это мое письмо, до их отъезда, это было бы очень печально. Дело в том, что в свидании мне отказано, объявили об этом сегодня. Причина, очевидно, в том, что я недавно в лагере, а нужно выдержать 6-ти месячный стаж. Добивайтесь разрешения в ГУЛАГе НКВД, в Москве. Такие случаи были, что родственники приезжали с разрешением из Москвы. Хлопочите о продолжительном свидании, т. к. здесь дают лишь — по 2 часа. Паша пишет, что вместе со мной будет доказывать мою невиновность. Это меня обнадеживает. Хорошо, конечно, если вы сумеете добиться разрешения и приедете ко мне, — мне нужно рассказать о многом.
Ликин, ты с Мариком приедешь ко мне весной, сейчас здесь крепкие холода, куда ты с малышкой поедешь? Сейчас меня только и занимает мысль о предстоящей встрече, — она все-таки будет. Бывали здесь случаи, когда приезжали без разрешения и здесь добивались на месте, но это только случаи и надеяться на это нельзя. Передай об этом Паше с Розой, пусть отложат поездку и добиваются разрешения в Москве.
Милая моя, любимая женушка! Много радости и еще больше горя принесло мне твое письмо. Много раз принимался я его читать, но сразу до конца не мог. Нервы мои ни к чорту не годятся… Пойми только, моя дорогая, что все мои мысли и чувства всегда, всегда только с тобой и с моим сыником. Мы будем вместе и залечим все раны, — я в это крепко верю. Я не могу ответить тебе сейчас по существу твоих отношений с родными, для этого нужно некоторое время и более пространно написать, а я тороплюсь отдать письмо, чтобы оно завтра ушло (есть возможность…). Поэтому прости меня за краткость и не пойми превратно. Прошу тебя только об одном: подумай еще и еще раз — можно ли так жестоко и ультимативно ставить вопрос, как делаешь это ты, нельзя ли найти точку примирения, но, во всяком случае, не полного разрыва. Ведь речь идет о матери, об отце, о сестрах. И не заставляй меня сейчас отрекаться вовсе от них. Сообщенное тобою поразило меня так глубоко, что я не могу собраться с мыслями об этом. Напиши мне еще и еще, рассказывай только правду, но правду объективную. Я жду твоих писем и за каждым из них я буду тебе благодарен до гроба моего, может быть, не так уж далекого…
Дорогая моя Ликонька! Как хочу я видеть тебя с сынкой! Берегите себя, будьте здоровыми, старайтесь быть здоровыми. Ты настоящая мать, меня это крепко радует. Но береги себя, твое здоровье нужно нам всем и, в первую очередь, нашему Маронику. Ведь правда, моя милая?
Очень прошу прислать мне фотокарточки, все, какие только есть, в каждом письме чтоб была карточка. Ладно? Пришли мне бандеролью по почте бумаги хорошей для жалоб и заявлений и конверты.
Прошу тебя связаться с женой инженера Дударенко Николая Александровича, под руководством которого я до сегодняшнего дня работал здесь в лагере, — я ему многим обязан. Адрес его жены: 1-я Мытищинская ул., д. № 13/Б, кв. 1, Анна Евстафьевна Зиновьева, а служебный ее адрес: Б.Переяславка, Типография НКПС, местный комитет. Еще зайди к жене его брата по той же Мытищинской ул. д. № 13/А, кв.
Лр 6, Дударенко Зинаида Васильевна. Когда Паша с Розой и ты с Маруником поедете ко мне, возьмите у них для И.А. Дударенко посылки и нужные поручения. Передайте от него привет, он здоров, много работает.Дорогая Лидука! С завтрашнего дня я выхожу на другую работу: плановиком в Плановом Отделе Управления строительства Гидролизного Завода, — получил уже назначение. 16/1 переедем в новый лагпункт — строительный (по соседству с этим). Стройка идет вовсю, сроки очень жесткие, а объем большой. Строим, конечно, мы. Здесь же Г.Л. — работает десятником, я с ним мало разговариваю, уж больно он мне противен и напакостил мне, — чорт с ним.
Ликин, прошу тебя, как-нибудь через знакомых или родных снабдить меня посылкой из другого города, если нельзя из Москвы. Главное — табак, бумага, спички, сахар, чай и немного каких-нибудь жиров и витаминов. Адрес мой тот же (почт, ящ. 235/8). Денег я еще не получил, боюсь, что пропадут, вышли рублей 100 150 на мой счет в лагерь.
Ликин, запроси телеграфом Камчатскую Облсберкассу о своем вкладе, почему не переводят, когда перевели. Ведь книжку твою я им сдал по квитанции № 254898, серия В, от 26/Х—1940 г. с тем, что получив твое заявление, вклад будет немедленно в сберкассу в Москву по твоему указанию. Сообщи, как получить остаток пая из РЖСКТ, что нужно от меня для этого? Я жду облигации из Хабаровска, когда прибудут, добьюсь, чтобы переслать их тебе.
Ну, вот, моя дорогая, меня торопят, чтобы я кончал и отдал письмо, а я никак не могу оторваться и кончить. Обо мне не беспокойся. Постараюсь быть здоровым. Как только получу бумагу, отправлю свою жалобу Прокурору Союза. Как-нибудь надо все-же найти Нор., может он уже в Ленинграде? У него ведь наиподробнейшая жалоба, из которой все видно. Подавай от себя заявление Прокурору и в НКВД, не дожидаясь моей жалобы. Там, где бунтуют родные — получается результат, скажи об этом и Паше.
Ну, всего хорошего. Большущий привет маме — Александре Даниловне, пожури ее за то, что хворает. Пусть бодрится, будет все хорошо, мы еще погуляем и моя «хромая лошадка» побежит быстро-быстро и докатит до самого дому.
Крепонько целую тебя и Марульку.
Ваш Сема.
Жду писем и фотографий.
Еще раз целукаю моих любимых мордиков — Сема.
Привет всем родным.
(Насчет свиданий передай Паше с Розой).
