Папа под ёлку

- Зачем ты пришёл? – Оксана отмирает первой.

А я, словно наелся стекла, – не могу вымолвить ни слова. Вытаскиваю из кармана письмо, протягиваю ей. Нужно что-то сказать, как-то объяснить цель своего визита. Но все слова куда-то исчезли, а язык упрямо не хочет шевелиться.

И снова меня встряхивает та странная сила, сам я ни на что сейчас не способен.

- Я только сегодня его получил, – выдавливаю севшим голосом.

Звучит нелепо. И выгляжу, наверное, полным идиотом. Пока трясся в автобусе, нужно было заготовить какую-то речь. Но в голове пустота, а язык как ватный.

- И? Что ты хочешь от меня спустя столько времени? – тон холодный и строгий. Она мне ожидаемо не рада.

Теряюсь. Я так много хочу, но, наверное, уже ни на что из списка своих желаний не имею права. Мне бы только узнать про девочку… И объяснить Оксане, почему тогда не ответил. Но станет ли слушать? Чувствую – настроена воинственно.

- Поговорить, – звуки по-прежнему выталкиваю из себя с трудом, через боль.

Колеблется. Я не вовремя? Она не одна? Наверное, надо было позвонить, предупредить о своём визите или договориться встретиться на нейтральной территории, но письмо отключило способность думать.

- Проходи.

Нерешительно переступаю порог. Оксана разглядывает меня и, видимо, ждёт каких-то объяснений. Тишину разряжает детский голосок.

- Мамотька, а кто это к нам плисол?

В коридоре появляется маленькая девочка. Она постарше, чем малышка на фотографиях, которые я видел, но всё равно крохотная. Забавные хвостики, вздёрнутый носик. Сколько ей лет? Три или меньше? Не умею определять возраст детей по внешнему виду. На кого она похожа?

- Она… моя? – с трудом произношу одними губами.

Оксана не торопится с ответом. А я, кажется, теряю опору под ногами. Пол шатается, вынуждая инстинктивно схватиться за стену, чтобы не упасть. Как-то резко становится мало воздуха и кружится голова. Три или меньше? Боже...

- Ты кто? – малышка смотрит внимательно и очень серьёзно.

Я же бегаю глазами, переводя взгляд с неё на Оксану и обратно. Что я должен ей ответить? Мне нужна хоть тоненькая соломка, иначе не выплыву!

Пауза затягивается. Она едва заметно кивает и я, наконец, делаю глубокий вдох. Но легче не становится. Тело перестаёт держать. Приваливаюсь спиной к входной двери, пытаюсь справиться с разбушевавшимся сердцем. Оно не просто бьётся, а каждым ударом, словно ножом, кромсает душу. Моя дочь… Всё-таки моя…

Сила притяжения побеждает меня. Опускаюсь на корточки, чтобы сохранить баланс и не упасть. Нужно ответить… Но могу ли?

- Я – твой папа, – вроде бы утверждаю, но звучит скорее как вопрос.

Нет ни малейшей уверенности, что поступаю правильно. Вдруг девочка считает отцом того парня, с которым она на фотографии? Мысленно готовлю себя к тому, что сейчас меня выставят за дверь за разглашение государственной тайны.

- Ты – мой папа? – переспрашивает удивлённо и недоверчиво.

Ищу поддержки у Оксаны, но она молчит, и я на свой страх и риск киваю.

Девочка смотрит на меня, будто решает сложную задачку, а потом выдаёт, как из пулемёта:

- Тебя Дед Молоз плислал? Потему ты плисол телез двель? Ты больсой и не влез в фолтотьку? Поэтому он плинёс тебя телез двель? Потему не нотью, а ситяс?

С трудом улавливаю смысл её вопросов. Причём тут Дед Мороз и форточка? Ничего не понимаю…

Отрицать боюсь. Да и подтвердить как-то стрёмно. На всякий случай снова киваю, хотя чувствую себя полным идиотом.

Девочке этого не хватает, и она переспрашивает:

- А ты настоясий?

- Конечно, – хоть в этом я уверен.

- Настоясий папа? Мой?

В этом я уверен куда меньше. Душу словно перемалывает на мясорубке, а затем её черти на сковородке прожаривают. Внутри всё полыхает.

- Твой, – выдыхаю.

Чувствую себя драконом, который дышит пламенем, но боится сжечь им всё вокруг, а потому вынужден задерживать дыхание.

- Мамотька, мамотька, я зе говолила! Дед Молоз всегда плиносит детям, сто они плосят! – малышка хлопает в ладоши и радостно подпрыгивает.

Не сразу доходит, что она заказывала себе под ёлку… папу?

- И ты тепель никуда не уйдёс от меня?

- Маруся, давай ты пойдёшь в свою комнату и уберёшь игрушки, а папа пока разденется, разуется и вымоет руки, – строго произносит Оксана, избавляя меня от необходимости отвечать на неудобный вопрос. – А потом ты покажешь ему свою ёлку.

Она меня не выгонит? Она сама назвала меня папой? Как же мелодично и сладко звучит слово «папа»! Я о таком даже мечтать не мог…

Девочка послушно уходит, а я нерешительно стягиваю куртку и ботинки.

Дышать немного легче. И, кажется, говорить уже могу. Но как найти правильные слова?

- Я только сегодня узнал, честно, – торопливо оправдываюсь. – Три года в почтовый ящик никто не заглядывал.

Оксана совсем не помогает мне! А я так нуждаюсь сейчас в её помощи!

- Я… Меня не было три года. Я… – не так-то просто в двух словах рассказать обо всём, что со мной произошло.

- Ты пьёшь?

Вопрос застаёт врасплох. После возвращения домой, каюсь, прикладывался понемногу. А иначе как было не сойти с ума?

- Вообще нет, но в последнее время иногда… Мне трудно…

- Зачем ты пришёл? Я не подпущу алкоголика к дочери! – повышает голос.