Как говорится в том же американском докладе, настроения в обществе мрачные, итальянцы склонны к самоуничижению: «Они то и дело говорят о себе с презрением, отмечая, что сами ни на что не способны, что их вожди – либо идиоты, либо жулики, а армия – сущая бутафория… В целом они растеряны, а порой демонстрируют детскую зависимость от союзников»[945].
Президент Рузвельт получал не только доклады разведки, но и бесконечный поток просьб от Майрона Тейлора, президентского эмиссара при Святом престоле. Тейлор призывал Соединенные Штаты направлять в Италию товары, в которых она отчаянно нуждается. Прибыв в страну, американский представитель поселился в изящном особнячке близ Испанской лестницы[946]. Теперь он занимался в основном не контактами с Ватиканом, а координацией американских программ помощи. В очередной депеше президенту 15 января 1945 г. Тейлор подчеркивал, как важно поставить в страну «очень большое количество обуви», причем лучше сосредоточиться на прочных и практичных мужских рабочих ботинках без украшений. Он добавлял, что у итальянских женщин потребность в обуви менее острая, так как они привыкли носить самодельные деревянные башмаки. На другой день он отправил телеграмму, где подробно описывал нехватку в Италии карет скорой помощи и просил отправить в страну большое количество таких машин: «В последнее время больных во Флоренции доставляют в больницу на носилках, а одного недавно привезли на садовой тачке». Он отметил, что на борту каждой машины должна стоять хорошо заметная надпись «Американская помощь Италии»[947].
Отмеченная в докладе американской разведки проблема проституции среди итальянских женщин очень волновала и папу с тех пор, как в июне прошлого года союзники взяли Рим. Государственный секретариат Ватикана направил 17 января 1945 г. президентскому посланнику очередную жалобу: «На виа Бабуино в доме 186… с июня 1944 г. действует подпольный дом терпимости… Его постоянно посещают солдаты союзников, почти исключительно цветные… Государственный секретариат был бы весьма признателен, если бы личный представитель президента Соединенных Штатов помог прекратить подобное безобразие, подрывающее общественную нравственность». Получив эту просьбу, Майрон Тейлор передал ее военной администрации Рима. Через две недели начальник штаба американских войск в Италии написал Тейлору: «Сообщаю, что военнослужащим союзнических войск запрещено находиться в данном здании»[948].
Понтифик продолжал сокрушаться о падении общественной нравственности, вызванном пребыванием в Риме союзнических частей. «Я не хочу допустить, чтобы Рим стал центром развлечений для союзнических офицеров, – заявил папа в начале апреля. – Я не позволял этого при фашизме; я не позволял этого при немцах; и я не позволю этого при союзниках. Каждый день до меня доходят жалобы на прискорбные скандальные происшествия». Далее папа объяснял, что имеет в виду не только «публичные и приватные развлечения, которые слишком часто приобретают оттенок оргий», но и всепроникающую коррупцию (вероятно, это относилось к процветающему черному рынку)[949].
В эти последние месяцы войны никто за пределами непосредственного окружения папы не мог похвастаться таким же легким доступом к понтифику, как эмиссар американского президента. Хотя папа болел гриппом значительную часть февраля и марта, он и в этот период всегда был рад видеть Тейлора. В середине марта посланник французского временного правительства, аккредитованный при Святом престоле, отмечал, что Тейлор «наносит папе визиты с частотой, невиданной для остальных иностранных дипломатов. Со своей бесцеремонно-добродушной прямотой, которая обеспечила ему единодушную симпатию окружающих, он, похоже, утвердился в роли своего рода советника Святого престола». И в самом деле, у папы и Тейлора явно возникла особая взаимная симпатия, которой способствовала, по выражению французского представителя, личная дружба Тейлора с президентом Рузвельтом и «немалое личное состояние» американского дипломата. Многие воспринимали Тейлора как лицо американской экономической помощи Италии, и он стал одним из самых популярных иностранцев на Апеннинском полуострове[950].
Но для Пия XII важность этой фигуры объяснялась еще и его опасениями в отношении последствий неминуемого поражения Германии. С момента свержения Муссолини понтифик надеялся на «сдержанную победу союзников» (по выражению того же французского посланника) – такую, которая положит конец гитлеризму и гитлеровскому марионеточному правительству на севере Италии, однако не принесет в Германию «тяготы полного разгрома». В таком случае зараза коммунизма останется запертой на территории Советского Союза и не затронет остальную Европу. Теперь же Красная армия стремительно продвигалась к Берлину, и положение становилось совсем другим. Папа считал, что Италии жизненно необходима американская поддержка, если она, как и все католические государства Европы, хочет спастись от распространения коммунизма[951].