В докладе Рузвельту о продолжительной аудиенции у папы в середине декабря Майрон Тейлор выразился предельно ясно: «Основная забота папы – опасность распространения коммунизма в Европе и в Италии». Позднее в декабре Тейлор, прождав в папской приемной необычно долго перед назначенной встречей, опешил при виде немецкого посла, выходящего из кабинета. Войдя к понтифику, американский эмиссар после первых приветствий отметил длительность беседы папы с немецким представителем. Папа, словно оправдываясь, ответил, что посол Вайцзеккер никогда не был нацистом. По словам папы, дипломат казался таким расстроенным, что ему пришлось утешать его[952].
Сейчас, когда армии союзников двигались через Францию и Бельгию на восток, к границе Германии, а Красная армия упорно шла на запад, Вайцзеккер был не единственным государственным чиновником Третьего рейха, пытавшимся отыскать выход. Союзники настаивали на безоговорочной капитуляции Германии, и некоторым казалось, что Пий XII – единственная заметная фигура в Европе, способная убедить союзников передумать. Давнее стремление папы сохранить нейтралитет в этой войне и в конечном счете стать посредником в заключении мирного договора между двумя воюющими сторонами, было известно многим. И вот теперь как в Италии, так и в Германии нашлось множество тех, кто готов был прибегнуть к его услугам.
Для немцев, оккупировавших Северную Италию, и для их подручных из числа итальянских фашистов фигурой, которая ближе всего стояла к папе, стал кардинал Шустер. Прежде он был известен своей активной поддержкой фашистского режима. Занимая пост архиепископа Миланского, он с момента потери Рима оккупантами стал наиболее высокопоставленным итальянским прелатом в землях, находящихся под немецким контролем. Одним из первых, кто попробовал действовать через него, был Рудольф Ран, немецкий посол при правительстве Муссолини, который 22 января 1945 г. тайком прошмыгнул в архиепископские покои. «Он наводил мосты, – вспоминал архиепископ, – и надеялся на помощь римского понтифика». Поскольку у Милана не было прямой связи с Римом, Шустер общался с Ватиканом через монсеньора Бернардини, папского нунция в Швейцарии[953].
Сидя в своей штаб-квартире на озере Гарда, Муссолини (пожалуй, для него это было особенно унизительно) тоже воспользовался швейцарским каналом в попытке заручиться содействием папы. Дуче собирался выдвинуть предложение, и в связи с этим ему требовалась помощь понтифика. Стараясь увеличить шансы на успех, он задействовал не один, а два канала, чтобы достучаться до папы.
В начале февраля Муссолини предпринял первую попытку, обратившись к отцу Джусто Панчино, тому самому священнику, который ранее помог ему выйти на связь с дочерью, перебравшейся в Швейцарию. Бывший диктатор надеялся, что священник сумеет передать послание папе благодаря своим контактам с нунцием в Берне. После встречи с Муссолини отец Панчино написал нунцию с просьбой оказать содействие в получении визы, которая была необходима для встречи с ним. Панчино объяснил, что ему нужно передать «послания величайшей срочности и важности». Он уточнил, что они исходят от Муссолини и его «друга» (нунций решил, что имеется в виду Гитлер). Не зная, как реагировать, Бернардини запросил инструкции в Ватикане.
Папа отозвался быстро: нунцию следует организовать визу для отца Панчино, однако необходимо проследить, чтобы об этом не узнали союзники[954].
В начале марта все с той же целью Муссолини отправил в Милан своего сына Витторио, чтобы тот попросил кардинала Шустера связаться с понтификом через нунция в Швейцарии[955]. Хотя и кардинал, и нунций были итальянцами, Шустер, получив эту просьбу, написал письмо на латыни, что служило дополнительной мерой защиты от посторонних глаз. В нем кардинал рассказывал о визите Витторио Муссолини и о послании из трех частей, которое отец визитера хотел передать папе. Первые две части состояли из угроз, третья же содержала предложение. Прежде всего дуче извещал архиепископа Миланского, что осознает свою неспособность остановить наступление врага, но тем не менее намерен сражаться до конца «не жалея сил, до последней капли крови». Он клялся утянуть за собой Италию, как, по его словам, Гитлер сейчас поступает с Германией. «Короче говоря, – отмечал Шустер, предлагая свое толкование муссолиниевской угрозы, – он ведет себя как Самсон с филистимлянами[956]».
Далее Муссолини сообщал, что для его войск остается лишь один вариант действий, если война продолжится. Они будут сопротивляться как можно дольше, «принося в жертву Милан и всю Ломбардию». Тут Шустер добавил еще один комментарий: «Действительно ли таков их план – или же это лишь пустые угрозы, призванные испугать нас?»
В конце следовало предложение. Дуче, как передал его сын архиепископу, «был бы рад заключить мир с неприятелем». Он требовал лишь, чтобы никто не подвергся наказанию за одну только верность фашистскому делу: наказывать следовало только признанных виновными в реальном преступлении.