Папа римский и война: Неизвестная история взаимоотношений Пия XII, Муссолини и Гитлера

Папа наконец вернулся в Кастель-Гандольфо в августе 1946 г., через семь лет после предыдущего посещения резиденции. Ему было уже 70, он никогда не отличался крепким здоровьем, страдал от холодных военных зим и потому выглядел ослабевшим. «Врачи, уже давно озабоченные его состоянием, – докладывал французский поверенный в делах в Ватикане, – заявили, что снимают с себя ответственность, если великий понтифик останется в Риме на все лето». Но даже перебравшись на эту папскую виллу в Альбанских горах, он каждый день засиживался допоздна и отказывался лечь в постель, не послушав по Би-би-си полуночный выпуск новостей[994].

Завершение войны никак не сказалось на стремлении папы ежегодно устраивать новогодний прием для римской аристократии. Он даже воспользовался этим поводом, чтобы выразить беспокойство насчет нового – демократического – режима, установившегося в Италии. Ушла в прошлое фашистская цензура книг, театральных постановок и фильмов, которую и Пий XII, и его предшественник вовсю использовали в своих интересах. Но христианская концепция свободы, заявил папа собравшейся знати, не допускает, чтобы печать и кинематограф оставались без надзора, ибо иначе нравственность общества окажется незащищенной. Понтифик пообещал предпринять все возможное, чтобы сомнительные материалы не попадались на глаза впечатлительной итальянской публике. В следующем месяце он вновь затронул эту тему во время беседы с итальянским послом при Святом престоле. «Как и следовало ожидать, – докладывал потом дипломат, – понтифик в ходе аудиенции говорил также об антирелигиозной и антиклерикальной прессе и сожалел, что не были приняты меры для прекращения деятельности таких изданий»[995].

С окончанием войны вновь появились сплетни, связанные с упорным нежеланием папы назначать нового государственного секретаря Ватикана взамен умершего кардинала Мальоне. Американский посланник Гарольд Титтман в Ватикане направил в Вашингтон пространный доклад по этому вопросу, где говорилось: «Нет никаких сомнений, что папа не прочь взять на себя обязанности государственного секретаря и что он даже рад такой возможности контролировать малейшие детали административной деятельности». Затем Титтман изложил слух, который впоследствии распространился по обе стороны Атлантики: папа хотел бы назначить на этот пост своего друга, архиепископа Фрэнсиса Спеллмана, но решил подождать, пока международное положение станет спокойнее, а уж потом ставить на эту должность американца. На следующий год Пий XII проводил первое за время своего понтификата назначение новых кардиналов и воспользовался случаем, чтобы возвести Спеллмана в этот сан, однако пост государственного секретаря так и остался вакантным[996].

В преддверии 1948 г., когда после кончины Мальоне прошло уже около четырех лет, отсутствие преемника на посту государственного секретаря начинало вызывать в Ватикане нешуточное недовольство. Это хорошо видно из признания монсеньора Карбоне, одного из сотрудников Государственного секретариата, в разговоре с информатором итальянской военной разведки:

Папа – благословенная личность, он хочет все делать сам, но переоценивает свои возможности. Ему следовало бы помнить, какой бесценной была его собственная работа в качестве государственного секретаря, когда требовалось поумерить субъективизм Пия XI. Ему было бы очень полезно иметь рядом кардинала с собственными взглядами… с которым можно обсуждать и рассматривать вопросы с разных точек зрения. Вместо этого он все делает и решает сам, поскольку монсеньор Монтини, опасаясь утратить доверие, твердит ему, что он прав во всем[997].

Монсеньор Карбоне не осмелился бы довести это мнение до сведения самого папы – Пий XII не принадлежал к числу тех, кто благосклонно принимает критику. Жак Маритен, видный католический философ, в конце войны назначенный французским послом при Святом престоле, выражал обеспокоенность по поводу «чувствительности натуры папы»: «Критика высказываний папы или, хуже того, их игнорирование… ранило его сильнее, чем следовало бы. И хотя окружение постоянно поддакивало ему, на самом деле он был одинок и нуждался в поддержке со стороны». Всякий раз, когда Маритен натыкался на газетную публикацию, представлявшую папу в благоприятном свете, он вырезал ее и отправлял папе, чтобы подбодрить его[998].