Папа, ты попал!

Да что же там такое? Я немедленно хочу узнать правду, а она будто нарочно оттягивает момент истины. Отыскав в ванной комнате аптечку со скудным ассортиментом медикаментов, я нахожу успокоительное и передаю весь стандарт женщине.

В нетерпении присаживаюсь напротив неё и как только она проглатывает таблетку, стучу кулаком по столу.

— Довольно! Сколько можно? Скажите вы мне или нет что всё это значит? — женщина вздрагивает, но в то же мгновение отмирает, понимает, что ей уже не отделаться. Она не выйдет отсюда пока не внесёт хоть какую-то ясность в эту неразбериху.

— Я солгала, — произносит и выдерживает паузу. Я как могу держусь, чтобы не прикрикнуть на женщину. Эти заминки меня точно доконают. — Мой Толя не умер, — досадливо поджимает она свои губы и подымает на меня взгляд, проверяя мою реакцию. Внешне я сдерживаю спокойствие, но внутри меня бушует ураган противоречивых эмоций.

— Тогда что же с ним случилось?

— Он уезжал по работе в Магнитогорск и случилось так, что там он встретил другую женщину, гораздо моложе меня. Толя остался там! Он променял нас с Мариной на неё! — с холодным презрением в глазах она указывает в стену, за которой находится Надя.

— Чего, блин?

— Надя — сводная сестра нашей Мариночки.

— Ох, — только и могу сказать, поскольку сказанное не укладывалось в сознании.

Час от часу не легче. Хорошо, что я сижу, иначе точно бы рухнул на пол от такой новости.

— Я запретила ему видеться с Мариной, как только узнала, что тот ждёт ребёнка от другой женщины. Он каждую неделю писал письма. В них он умолял меня участвовать в жизни нашей дочери, но тогда я была слишком гордой, чтобы предоставить ему эту возможность. Мы ведь даже не были в браке. Я подумала, что если скажу Марине, что её отец погиб, то она перестанет надеяться на то, что он вернётся. Я верила, что так будет только лучше. Как-то раз он даже приехал. Стоял на коленях и умолял меня повидаться с Мариной, а я же… — задыхается она, рыдая в три ручья, а потом дрожащими руками выдавливает из стандарта ещё одну таблетку успокоительного и проглатывает её. — После этого случая я вынуждена была сменить место жительства, — задрав голову вверх, она сдерживает поток своих безудержных слёз, но мне нисколько не жаль её. — Боже, он ведь даже не знает, что нашей Мариночки больше нет.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ком горечи встал в моём горле. Он мешает мне не только дышать, но и говорить:

— Как вы могли лишить её отца? — осуждающе качаю я головой из стороны в сторону, вперившись гневливым взглядом в бледное лицо женщины. — Вы хоть в курсе, как она надеялась когда-нибудь снова встретиться с ним? Она не верила в то, что он умер! Марина каждый год в день его рождения пекла торт, и не съев ни кусочка, выбрасывала, только потому что чуда не происходило! Для неё он был всем, а вы безжалостно лишили её этого! Вы — монстр, Тамара Александровна!

Мне не следовало было говорить подобное. Ничего уже не изменить, ничего не исправить. Осуждения не помогут, этим я ничего никому не докажу, но я и думать не хочу что было бы с Мариной, если при жизни она узнала о том, что родная мать столько времени лгала ей. Для неё это было бы ударом прямо в сердце.

— Я не знала, правда. Я думала, что делаю правильно. А потом было уже слишком поздно. Однажды я написала ему, но моё письмо так и осталось без ответа. Может быть, его уже на свете нет, кто знает.

— Так спросите об этом Надю.

Женщина накрывает мои сцепленные в замок пальцы и смотрит на меня умоляюще.

— Не говори ей ничего. Не хочу, чтобы она проговорилась Толе о том, что Марины уже нет. Зная его, он станет винить меня в этом.

— Как же вы всё-таки похожи с ней, — издаю ядовитый смешок.

— С кем?

— С Мариной. Вы так же не считаетесь с мнением близких вам людей! Думаете только о себе! — разошёлся я не на шутку, что трудно усидеть на одном месте.

Плюнув на всё, я встаю из-за стола и порываюсь из кухни, но женщина настигает меня и перекрываете собой проход. Она выставляет руки по обе стороны от себя, упираясь ладонями в стены.

— Максим! Не смей! Не смей говорить ей! Что бы вас не связывало с Надей, не говори ей обо мне и Марине, — слёзно упрашивая, она складывает ладони в молитвенном жесте.

— А то что?

— Ну хочешь я на колени встану? — только она намеревается упасть мне в ноги, как я хватаю её за предплечье, не давая таким образом ставить себя в ещё более унизительное положение. Моё отношение к ней это не изменит. В моих глазах эта женщина бесспорно потеряла свой авторитет и вряд ли подобными манипуляциями сможет надавить на жалость. — Я знаю, это всего лишь увлечение… У тебя стресс перед свадьбой и не мне тебя судить как ты с ним справляешься.

— Вы не..

— Дай договорить! — негромко перебивает она меня, поглядывая на дверь в комнату, где находится Надя. — Я просто не вынесу, если она станет для тебя чем-то большим, чем просто увлечением. Смотреть в эти глаза… и видеть другого человека… — в отчаянии она прикрывает свои веки и хватается за голову, мотая ею из стороны в сторону. — Я же сойду с ума!