Папа, ты попал!

— Вообще-то, — с осторожностью она вынимает из-за спины листок, аккуратно сложенный в два раза, и протягивает мне.

— Что это? — нервно спрашиваю, думая, что это и есть тот самый подвох. — Что там, Марина?

— Фотография нашей ягодки. Думаю, по размерам гранат, не меньше, — я хоть и слушаю её, но слышу будто под водой — неотчётливо. — Ты уже семнадцать недель как являешь папочкой своей пока ещё нерождённой дочери!

Бабах. Мне словно по темечку стукнули, да так сильно, что голова пошла кругом. Тошнота подступила к горлу и руки затряслись.

— Что ты сказала? — переспрашиваю я, брезгливо поглядывая на этот самый листок, даже и не думаю взять его в руки.

Я всё прекрасно расслышал. Более того, перед глазами даже появился этот чёртов новорожденный ангелочек из цветочной лавки, но я всё же надеюсь, что всего-навсего разыгралось моё больное воображение. Мне просто послышалось. Да у Марины даже живота нет! Это точно какой-то бред. Ведь так?

— Максим, я беременна. Так что вино тебе придётся пить одному, — кладёт листок на стол. Она подхватывает мои руки и крепко сжимается в своих ладонях, словно этим хочет как-то повлиять на меня. — Родной, ты что, не рад?

Виски принимают удар за ударом, в горле пересохло, сердце сжалось до размеров горошины от дальнейшей перспективы потерять своё драгоценное сокровище.

Да, я всегда соглашаюсь с Мариной и с лёгкостью могу смириться с самой безрассудной выходкой. Я готов ради неё на всё… На всё, но это выше моих сил. Сейчас я беспомощен, но я не могу позволить ей играть с судьбой.

— Ты спрашиваешь, рад ли я? Должно быть, сейчас ты удивляешься тому, что я не прыгаю до потолка и не танцую джыгу-дрыгу на столе, услышав эту новость? — вырываю свои руки, рывком поднимаюсь на ноги и хватаюсь за голову. Её насквозь пронзает режущая боль, пока я нервными шагами выписываю круги по комнате. — Нет, чёрт бы тебя побрал! Конечно же, я не рад! Я в бешенстве!

— Да, есть риски. Но, Максим, я обещаю, что со мной и с нашим ребёночком будет всё хорошо. Мою беременность ведёт самый лучший акушер-гинеколог в Сибири.

— Этого чертовски мало, Марина! О чём ты думала? Ты же знаешь как это опасно для тебя!

— Ты раздуваешь из мухи слона! Беременность протекает замечательно! — дёргается она, протянув руки в мою сторону, скорее всего, желая успокоить, но всё это бессмысленно.

Она должна это знать, как никто другой.

Я выставляю руку вперёд, не давая ей приблизиться ко мне. Марина в недоумении вглядывается в мои глаза, которые застелила яростная пелена. Ей больно видеть мою реакцию, но она и представить себе не может какую боль причинила мне, заявив о своей беременности. Её боль не идёт ни в какое сравнение с моей болью. Она раздавила меня. Она предала нашу любовь. Мы же давали клятву до конца оставаться честными друг перед другом.

Безысходность какая-то. Кто бы мог подумать, что всему виной станет самый родной мне человек. Мне словно всадили отравленный нож в сердце, прокрутили рукоятью, а затем оставили истекать кровью. Никогда не ожидал такой подлости от Марины.

— Боже, с кем я только живу? — качаю я головой, с презрением глядя на стоявшую рядом со мной жену, совестливо склонившую голову. — На протяжении четырёх месяцев ты вешала мне лапшу на уши о том, что принимаешь противозачаточные таблетки? Четыре месяца ты скрывала от меня, что внутри тебя растёт то, что может тебя убить? Почему, ответь! — Марина молчит, на её глаза наворачиваются слёзы. Они дорожкой скатываются по её щекам и впервые за всё время нашего знакомства у меня не возникает желания поддержать её, как-то утешить и на двоих разделить ту горечь, что мучает её сейчас. — Почему? Чтобы в случае чего я не отправил тебя на аборт?

— Да! Да, ясно!? — повышает она голос, рьяно срывая с головы колпак. Марина — самый спокойный человек, которого я знаю, за считанные секунды вышла из себя. — Я хочу родить нашего ребёнка сама! Как ты этого не поймёшь? Я хочу чувствовать как во мне будет расти наше чудо, понимаешь?! Ты не представляешь как это важно для меня.

— Ты не родишь его! Только через мой бездыханный труп! — сквозь зубы проговариваю, развернувшись к ней спиной. Не хочу в выражении её лица видеть, как дорого ей всё то, что она старается уберечь от меня же. — Завтра же поедем в больницу и вытащим из тебя этого… ребёнка.

— Ты спятил! Да как у тебя только язык поворачивается говорить такое? Это же и твой ребёнок!

— Я не просил тебя об этом. Мне он не нужен!

В комнате повисает гнетущее молчание. Мне трудно устоять на ногах от того, что напряжение тяжеленным грузом оседает на мои плечи и буквально припечатывает к полу своим давлением.

Стоя у балконной двери, я боюсь развернуться и увидеть перед собой такое же отчаяние, какое теперь растёт во мне с каждым последующим вдохом. Мне всегда хотелось сделать для неё всё, что угодно, лишь бы она никогда печалилась. Но не в этот раз. На сей раз, когда я сам расползаюсь по швам, когда надежды рушатся на моих глазах, этот трюк со мной не пройдёт.

