Папа, ты попал!

Мне было бы до слёз обидно слышать в свой адрес подобные слова. Возможно, после сказанного я забилась бы в угол и продолжительное время умывалась крокодильими слезами, ища в себе изъяны. Но не здесь и сейчас, ведь слово Миланы для меня не имеет никакого веса.

— Да я и не планировала клеиться…

— Не смей перебивать меня! Я ещё не закончила! — уже хрипит Милана. Она в буквальном смысле сорвала голос, ей даже приходится откашляться. — А если ты не уберёшься из этого дома прямо сейчас, то крупно об этом пожалеешь! Поверь, я та ещё болтушка-хохотушка, но сейчас я нисколько не шучу!

С трудом сглатываю вязкий комок горечи. С таким количеством грязи я в жизни не встречалась, даже тогда, когда помогала отцу вычищать свинарник.

У этой сумасшедшей явно не все дома. И неизвестно что может быть у неё на уме. Скажу даже больше, я ничуть не сомневаюсь в её намерениях, но я пришла сюда с определённой целью — присматривать за Василисой и пускай даже мне придётся костьми лечь, но я не оставлю её одну с этой неуравновешенной дамочкой.

— Можешь делать что угодно, но я не уйду отсюда! — в её же хамоватой манере отвечаю я, гордо вздёрнув подбородок. — И заруби себе на носу, ты не центр вселенной, не всё в этой жизни крутится вокруг тебя! У меня, может, и нет таких возможностей, как у тебя, но у меня имеется совесть. И что-то мне подсказывает, моя совесть перевесит тебя и твои мнимые возможности на раз-два! Так что не старайся меня запугать! Не на ту напала! Я не из пугливых!

Милана растягивает губы, в который раз выставляя напоказ своё высокомерие и чрезмерную самоуверенность. Она водит указательным пальцем по окружности бокала и что-то замышляет на мой счёт. Я прям чувствую, что именно сейчас она выстраивает в голове план по отмщению, но как я и сказала ранее: меня этим не запугать.

Да, на первый взгляд у нас разные весовые категории: мы из разного теста, и я во многом не дотягиваю до Миланы. Но всё это окажется пустой бессмыслицей, стоит копнуть глубже. Тогда её явное превосходство надо мной превратится лишь в видимость, самоуверенность — в самообман, а любовь к Максиму станет ничем иным, как ошибочным убеждением. На самом деле внутри она очень слаба, а чтобы любить всем сердцем, нужно быть сильным.

— Мышка, ты ведь понимаешь, что с огнём играешь?

— Я с детства неплохо обращаюсь с огнём. Приходилось, знаешь ли, печь затапливать, пока родители уезжала в соседний город за продовольствием.

— Деревенщина до мозга костей, — фыркает она, сморщив нос. — И как только он повёлся на тебя?! Ты же жалкая и пустая.

— Ну, не всем же быть наполненным как ты дерьмом, — парирую я весьма удачно, как по мне.

Милана краснеет от злости, глаза наливаются кровью, а в следующую секунду она подскакивает со стула и устремляется в правое крыло квартиры. Я бегу за ней следом, чтобы проследить за ней. Чтоб не дай бог она ничего не натворила. Но я не успеваю, она закрывает дверь перед моим носом и запирается в одной из комнат. Я тарабаню со всей силы в дверь, напрочь забывая, что Вася уже спит.

— Что ты там делаешь? Открой мне! — толкаю плечом дверь, но она ни в какую не поддаётся. — Милана, выходи! Только не вздумай ничего делать с собой, — но в ответ в тишина, и я решаю наступить себе же на горло. — Ну, хорошо! Извини меня, я перегнула палку. Я вовсе не считаю тебя дерьмовым человеком. Ты хорошая, но ты немного сбилась с пути. Тебе просто нужно взять себя в руки и постараться успокоиться. Я верю в то, что вы с Максимом совсем скоро помиритесь. Ну ты сама подумай, ваша ссора не стоит и выеденного гроша! У вас же скоро будет ребёночек.

Ни единого звука, даже шороха. Тишина внутри комнаты заставляет меня подумать о самом страшном. Я уже намереваюсь пуститься на поиски лома или чего покрепче, чтобы попробовать выбить дверь, как вдруг она со скрипом распахивается.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Милана уже спокойна как удав. Я даже наблюдаю видимый отпечаток раскаяния на её лице.

— И ты извини меня, — очень тихо и как-то даже неуверенно говорит она, обнимая себя руками. — В последнее время я сама не знаю что творю. Наверное, гормоны всему виной. Но пойми, Надь… Тебя ведь Надя зовут, так? — спрашивает она, в ответ я лишь моргаю. Милана делает осторожный шаг мне навстречу, заглядывает в мои глаза, будто хочет увидеть в них сожаление, — Я схожу с ума от того, что он меня игнорирует. Он же даже не желает выслушать меня!

— Хочешь, я поговорю с ним? Хочешь, я постараюсь убедить его поговорить с тобой?

— Думаешь, он послушает тебя?

— Не знаю, но попытка — не пытка ведь.

Тяжело вздохнув, Милана выходит из комнаты. Она кое-как выдавливает из себя грустную улыбку, что и улыбкой эти потуги назвать сложно.

— Хорошо, только давай дадим ему время. Ему нужно остыть. С недельку, плюс-минус день. Я заставлю себя не названивать ему через каждые пять минуть. Я попытаюсь вообще не напоминать ему о себе, а как придёт время, ты сама напомнишь ему обо мне, — протягивает она мне свою ладонь. — Договорились?