Папа, ты попал!

Я достаю телефон из кармана кожаной куртки, смотрю на экран, отмечая, что время уже достаточно позднее. Тянуть до завтра никак нельзя.

— Вы не выйдите отсюда, пока не дадите мне вразумительный ответ! — не угроза, просто факт. Я не в том положении, чтобы угрожать менту, но если по-другому никак, то плевал я на своё шаткое положение. Хуже уже точно не будет.

Дверь распахивается, я вынужденно отскакиваю от неё, чтобы она не влетела мне в лоб. В проёме показывается головёшка следака.

— Что вам нужно?

— Синичкина Надежда Анатольевна, где вы её держите?

— Там, где ей и место! В спецприёмнике! — он сканирует меня с головы до ног, затем Лёху. — А вы, собственно говоря, кем приходитесь подследственной?

— Мужем я ей прихожусь! — отвечаю без промедлений, ощущая в груди прилив необъяснимого тепла.

Где-то слева от меня раздаётся кашель. Просто Лёха поперхнулся от моего громкого заявления. Я сам не ожидал от себя, но иначе никак. Скворцов пошлёт меня как только поймёт, что Наде я никто…

— Муж? Ну наконец-то! — он отходит в сторонку, освобождает проход, чтобы мы вошли. — Я вас ждал! Занимайте место за столом! — перегораживает путь, не давая Лёхе войти в кабинет. — А вы тоже родственник? — Лёха отрицательно машет головой. — Тогда, будьте добры, подождите в коридоре!

Я киваю пареньку, усевшись на стул, и мысленно благодарю его за то, что если бы не он, то я так и топтался бы на одном месте.

Скворцов снова запечатывается в кабинете, присаживается за стол, нагромождённый различной документацией, и выуживает из ящика чёрную папку, которую кладёт на самый верх бумажной кипы.

— Ваша супруга находится в следственном изоляторе. Родственников она отказалась оповестить о сложившейся ситуации, поэтому государство назначило ей бесплатного адвоката, но она почему-то не идёт с ним на контакт. Признаваться Надежда также не спешит. Жаль, если суд в итоге вынесет ей самый жёсткий приговор. Она ведь ещё так молода. Могла бы отделаться минимальным сроком, если бы была более сговорчива и написала бы чистосердечное.

— Я не ослышался? Вам жаль? — прыскаю со смеху, откинувшись на спинку стула. — Самому не смешно?

— Не понимаю вашей иронии, — хмурится следователь.

— Вот и я не понимаю! Вы удерживаете невиновного человека за решёткой, а теперь говорите, как вам жаль? — рьяно развожу руками. — Я могу увидеться с женой? Мне нужно убедиться, что с ней всё в порядке!

— Конечно, но всему своё время! А по поводу невиновности… — щурит он свои хитрые глаза, вольготно рассевшись в своём пошарпанном кресле. — Скажите, насколько хорошо вы знаете свою супругу?

— Достаточно, чтобы быть уверенным в её невиновности!

— Но факты и данные дактилоскопической экспертизы говорят нам об обратном. Её отпечатки нашли на вещдоках, хотя она утверждала, что в глаза не видела ту побрякушку, нашпигованную бриллиантами. Ваша жена обманывает следствие, а уж обдурить вас ей труда не составило и вовсе.

Вот и приплипы… Сушите вёсла.

Ну всё…

Терпение моё готово лопнуть. Меня всего распирает от возмущения, что усидеть на месте становится практически невозможно.

— Что за чушь? Какие вещдоки? Какие отпечатки? Вы посадили не того!

— Понимаю ваше негодование, — с равнодушным видом он открывает ящик под столом, кладёт на стол рядом со мной листок, а рядом ручку. — У вас будет возможность лично расспросить об этом свою жену. Надеюсь, с вами она будет более сговорчива.

— Что это? — интересуюсь я, и не пытаясь спрятать поработившее меня раздражение.

— Форма заявления. Вы же хотите получить разрешение на свидание с подследственной?

— Что за вопрос? Конечно же хочу!

— Тогда не теряйте время. Заполните форму, а я, в свою очередь, рассмотрю ваше прошение.

Да что ты? Ещё говорит таким высокомерным тоном, будто делает мне одолжение, за которое я буду до конца своих дней обязан ему. И я буду! Буду обязан ему всем, если он хоть чуточку посодействует.

— И когда я смогу повидаться с Надей?

Скворцов разворачивается на крутящемся кресле, устремляет взгляд на настенный календарь и пыхтит как паровоз.

— Думаю, не раньше двадцатого августа.

— То есть через месяц? Ни сейчас, ни с утра, а через грёбаный месяц? Да ты издеваешься? — от гнева чешутся ладони, что есть сил я шарахаю кулаком об стол. Та гора папок, что лежала на столе, попадала на пол. — Надя же там с ума сойдёт! Она не может столько ждать!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Или так, или никак, — мысленно негодный следак уже станцевал на моих костях, пользуясь своими полномочиями.

А что мне ещё остаётся делать? Отбить ему мозги и самому попасть за решётку? Он ведь сам напрашивается, но Надю я подставлять не могу. Сейчас мне необходимо сохранять трезвый рассудок. Нельзя позволять своим эмоциям вылиться через край.

Беру ручку и вся моя злость выплёскивается на бумагу размашистым почерком.

— Паспорт ваш прошу, — говорит мне Скворцов. — Вы же взяли с собой паспорт?

— Догадался, к счастью, — через губу отвечаю, вынимая из кармана куртки документы.