Папанинская четверка: взлеты и падения

Как и положено, радиограмма была зашифрована. А суть её в том, что оба зимовщика заболели цингой в тяжёлой форме. Продукты, которые они обнаружили на острове Домашнем, представляли перемороженные консервы, лежалую крупу, сахар, горох и муку. В середине лета Мехреньгин, а за ним и Кренкель, зацинговали. Болезнь с осложнениями. Физическая работа стала непосильной, вызывала головокружение и одышку. Недаром в радиограмме был намёк на Зандера, механика экспедиции Г. Седова, который скончался от цинги во время болезни в бухте Тихой в 1914 году.

Кренкелю было особенно тяжело. Он знал о своём назначении в предстоящую экспедицию на Северный полюс, но вот сумеет ли он вовремя вернуться в Москву? В море до горизонта простирались тяжёлые невзломанные льды, и трудно было надеяться, что к острову сможет пробиться судно. К счастью, в конце августа ледовая обстановка коренным образом изменилась и 1 сентября к станции подошёл «Сибиряков» со сменой полярников.

Показательно, что перед пароходом на остров прилетел самолёт, посланный за больными. Но Кренкель с Мехреньгиным отказались улететь, чтобы привести станцию в порядок и сдать с рук на руки. Не забылось, какой они нашли её полгода назад. Много лет спустя, Кренкель, за спиной которого было много зимовок и сложных экспедиций, говорил, что высшим достижением для себя считает зимовку на острове Домашнем.

Поздней осенью 1936 года Кренкель вернулся в Москву. Его будущие коллеги вовсю готовились к экспедиции на Северный полюс. Эрнст Теодорович чувствовал себя невольно виновным перед ними, здоровье его было подорвано последней зимовкой, требовалась передышка, а тут подготовка вступила в завершающую стадию. Пришлось пожертвовать отдыхом и включиться в доработку аппаратуры в Ленинградской опытной радиолаборатории.

Следующий рубеж в биографии Кренкеля – воздушная экспедиция 1937 года на Северный полюс. Организация научно-исследовательской станции на дрейфующих льдах стала логическим этапом в истории освоения Северного морского пути. К тому времени на островах и побережье Ледовитого океана уже действовало 60 полярных станций и три крупных радиоцентра (Бухта Тихая, Остров Диксон и Мыс Челюскина), которые обслуживали гидрометеорологической информацией морской флот и Полярную авиацию. Но огромная акватория Центральной Арктики оставалась по-прежнему пустой, что существенно затрудняло составление прогнозов.

Слово Э.Т. Кренкелю:

«О возможности экспедиции на Северный полюс я впервые услыхал в 1930 году от В.Ю. Визе. Выслушав его рассказ, я немедленно попросил Визе считать меня первым кандидатом на возможную вакансию радиста на Северный полюс…

Спустя некоторое время, на борту «Сибирякова», когда мы проходили по Северному морскому пути, я услыхал о планах покорения полюса. На этот раз уже не международных, а советских. О.Ю. Шмидт, рассказывая о планах освоения Арктики, сообщил, что экспедиция на Северный полюс, с высадкой там небольшой группы научных сотрудников, запланирована на последний год второй пятилетки (1937 г.-Ю.Б.). Это уже деловой разговор! Конечно, я не преминул заявить о своём желании стать участником экспедиции». (Кренкель, 1973).

Интересная ситуация в связи с этим сложилась между Кренкелем и лётчиком Леваневским, знакомым со времён челюскинской эпопеи. Вот как описывает её Кренкель:

«Однажды Леваневский сказал:

– Слушай! Это дело серьёзное, и распространяться о нём не следует. Хочу лететь через Северный полюс в Америку. Свой план я изложил в письме на имя Сталина и теперь жду ответа.

Не скрою, сообщение друга произвело на меня впечатление. Я сообразил, что произойдет после ответа на его письмо.

– Скажи, Сигизмунд, а если дело состоится, кто будет у тебя радистом?

– Ну, о чём спрашиваешь! Конечно, радистом будешь ты. Это железно!…». (Кренкель, 1973).