Папанинская четверка: взлеты и падения

«При всей своей неудержимой страсти к путешествиям, к широкому познанию мира, Кренкель был трогательно близок к домашним, любил детей, семью, вырастил двух девочек от первого брака жены, а к сыну испытывал то чувство товарищеской привязанности, которое не только стирало разницу их лет, но как бы делало их сверстниками. Он любил многолюдство в своей квартире, обретённое после многих лет бездомья, одиночества на полярных станциях, – любил людей, беседы, застольные речи, по-детски восхищался, если что-либо получалось удачно». («Наш Кренкель», 1975).

Вспоминает Т.Э. Кренкель, сын полярника:

«Мать – обаятельная, умная и властная женщина, умевшая заставить окружающих себя уважать, – была стержнем семьи, другом и советником отца в любых вопросах. Она всегда предоставляла ему полную свободу действий и решений во всём, что касалось его работы. А работой была Арктика…

Не помню случая, чтобы в нашей семье кто-нибудь повысил друг на друга голос. Лишь единственный раз отец закричал на меня, причём меня тогда напугал не столько крик, сколь необычность его. Я с шумом вбежал к нему в кабинет, не обратив внимания на то, что отец сильно взволнован. Ему только что позвонили и сообщили о смерти Петра Петровича Ширшова…

Отец был очень ровен и одинаков в обращении со всеми, с кем ему приходилось сталкиваться, будь то государственный деятель или же, скажем, лифтёрша тётя Настя в Доме полярников. Этой чертой отец был в значительной мере обязан тому же О.Ю. Шмидту и В.Ю. Визе, которые «совершенно одинаково, одним и тем же голосом, одинаково вежливо» разговаривали со всеми…

Добряком отец был необычайным. Прежде всего, это сказывалось в его отношении к животным. Частенько у нас в доме неожиданно появлялся какой-нибудь безродный котёнок, причём это сопровождалось примерно такой аргументацией, обращённой к маме:

– Ты знаешь, Наташка, он такой славный, жалко мне его, беднягу. Пусть поживёт у нас…

В быту отец был очень непритязателен. Его устраивало то, что есть, и так, как всё расставлено и разложено в данный момент. Как все мужчины, он очень сердился, когда кто-нибудь из женщин наводил в его комнате порядок. Очень любил старые и заслуженные вещи. У него были любимые старые-престарые шлёпанцы, видавший виды домашний пиджак, полощущиеся внизу – настолько они были широки – домашние брюки, любимый прокуренный мундштук и бывалый перочинный ножик». («Наш Кренкель», 1975).

Конечно, напряжённая работа в институте не позволяла Кренкелю бывать в Арктике. Но он продолжал о ней мечтать. Е.К. Фёдоров, вернувшийся к тому времени на должность председателя Госкомгидромета СССР, вспоминал такую просьбу Кренкеля: