Папенькина дочка

На похоронах у Николая Валентовича присутствовали отдельные представители из министерства и еще, вдруг неизвестно откуда прознавшие, отцы города. Я пригласил Виктора Преснова. Он был трезв, пришел с родителями Ниной Михайловной и Василием Владимировичем. Валентина у нас в доме появилась позже, отдельно от мужа. Она вела себя несколько странно. Я уже после узнал — женщина была беременна. Побывал и Михаил Крутов с женой Татьяной Полнушкой. Я не удержался и спросил у друга:

— А где твой отец и мать?

— Отца я не пустил. Ты же знаешь, он любитель выпить. Мать без него не пошла. — Однако тот сына не послушался и несколько позже, но пришел. Он долго и со слезами громко говорил о Николае Валентовиче, о его добрых делах.

Николай Валентович себя показал в городке с хорошей стороны. Он многим помог. Просто так — по-соседски.

Я на похоронах увидел вдруг тетю Надю. Она меня остановила и принялась отчитывать.

— Извини меня старую! Я понимаю, не время. Но когда я еще смогу с тобой поговорить? Когда?… Вот. Так что слушай. У тебя такая работа. Ты же на виду. Ты должен быть как твой отец — царство ему небесное, — сказала тетя Надя и перекрестилась. — Не бросай ребят. Тащи их в спорт. Молодежь спивается, уже колоться начинает. Да, и еще, что я хотела тебе сказать, помоги своему другу — Виктору, помоги! Не дай ему скатиться в пропасть. Посмотри, как он поглядывает на бутылки. Как бы не напился? Он тихий, упадет где-нибудь, и будет лежать, но какого осознавать его родным — алкаш — опустившийся элемент.

Отца захоронили на местном кладбище. В этот день неожиданно, вдруг, пошел дождь, хотя в начале погода была солнечной. Весенний день, отчего то сменился — стал осенним.

Николай Валентович не был аборигеном — уроженцем, однако никто из горожан не смог бы ему сказать: «Ты, не наш». Мой отец, как могучий дуб врос в эту землю, глубоко пустив корни и его было не выкорчевать. На года.

Народу пришло проститься много. Я, как ни пытался увидеть Светлану Филипповну, не увидел. Она не знала о смерти отца, и поэтому ни приехала. На вопросы соседей: «А где же ваша супруга?» — Я отвечал: «Она в Италии, ничего не знает, и быстро добавлял, не дожидаясь нового вопроса — и Максим — сын тоже с ней».

Я ошибся лишь в отношении Максима. Он готовился к сдаче экзаменов в институт и сидел безвылазно дома. Во всем остальном мои слова на сто процентов были правдой.

На похоронах моего отца, Алексей Зоров, находясь в последние минуты жизни у его изголовья, вышел из себя. Вид у него был такой, будто это его кладут в могилу. Мне пришлось мужика отвезти в поселок. Я его сдал Марии Федоровне. О его судьбе — он, наверное, ее предвидел — я узнал через несколько дней.

— Несчастный мой мальчик! — причитала Мария Федоровна. — Несчастный… не зря мне снился сон, не зря! Как сейчас помню, я сжала пук зелено-презеленой травы и отдала ее бабе Паше… Царство ей небесное, — сказала она и перекрестилась. — Баба Паша зовет мальчика к себе.

Отец ушел в свой последний путь и дом опустел. Он не зря как-то сказал матери: «Ты ушла, пришла, посмотрела, а я здесь, дома лежу на кровати» — не было уже отца дома. Смотри, не смотри — все напрасно.

Мне и матери было, наверное, легче — мы были единым целым. Мы держались друг за друга. Инга чувствовала себя обособлено. Любовь Ивановна для нее была можно сказать чужим человеком. Я Инге был братом. Меня она принимала — пыталась даже заговаривать со мной. Однако полностью не открывалась. Я ничего не знал о том, что произошло там — на юге. Мать также. Инга молчала или же плакала. Мы не скоро дождались от нее вразумительных объяснений. Мне в принципе они были не нужны — отца уже не было, а вот мать та хотела знать, во что бы то ни стало, всю правду. И она узнала:

— Любовь Ивановна, муж меня не отпускал. Роман он хороший. Вы не должны его ни в чем винить.

— Я, и не виню! — ответила моя мать. — Мне он, твой муж неизвестен, пока не довелось познакомиться.

— Это все его родня, — сказала Инга. — Родня — это клан. Он решает все. Я, для него — чужая — русская. Клан сам подвергался гонениям из-за меня. Я же русская, — снова повторила Инга.

— Какая ты русская? — не выдержала мать, — взгляни на себя в зеркало!

— Для них я русская! — потупила глаза Инга. — Отец выкрал меня и малыша — спрятал. Он попался, когда искал машину, чтобы мы могли перебраться в Россию… Мой муж здесь ни причем! Я, Романа не могу винить, не могу! — сказала Инга и заплакала. — Он в этом во всем не участвовал.

Моя сестра Инга здесь в России была чужой. На родине ей также не было места. За кого она могла держаться — за Романа. Он сам был не в состоянии постоять за себя. Инге нужна была помощь. Она тянулась ко мне. Я это видел и не отталкивал ее. Однажды, она мне даже попыталась рассказать о том, как познакомилась с Романом — своим мужем.

— Я была еще совсем девочка. А Роман как сейчас говорят — крутой и красивый! — сказала сестра.

— Раньше крутых не было! — не выдержал и вмешался я. — Все были одинаковыми.