Папина дочка

Тата говорила так уверенно, что Люда затихла, боясь глянуть на дочь. Что-то было в ее голосе… Будто она приговор матери выносит. Что-то стояло такое за этими «не могу» и «уйду»… Такое, что и спрашивать страшно.

Она и не спросила, она просто заплакала. Сама понимала, что и не плачет по-настоящему, а пытается укрыться за этими слезами. От Таты укрыться. От ее голоса. От безысходности этого приговора.

Тата молча смотрела на мать… Ей не было ее жалко. Более того, очень хотелось задать сейчас тот самый вопрос, который мучил ее давно. Если бы мама знала, сколько раз она прокручивала внутри себя этот их диалог! В деталях прокручивала, с эмоциями. Мамиными, конечно. И сейчас, глядя, как мама плачет, этот несостоявшийся вымученный диалог снова крутился в ее голове, как старая заезженная пластинка…

– Мам! Это ведь ты папу убила, да? Ну признайся честно, мам…

– Ты что… С ума, что ли, сошла? Да как у тебя язык поворачивается такое у матери спрашивать? Да как ты смеешь…

Да, именно так мама ей ответит. В таком духе. А она ей бросит в лицо:

– Смею, мам! Смею! Ты что, думаешь, я маленькая была и ничего не помню? А я все помню, мам… Как ты пошла на кухню за лекарством и долго не выходила… Я заглянула, а ты на стуле сидишь…

А на этот убийственный аргумент как она может прореагировать? Растеряется? Руки в стороны разведет и глаза к потолку закатит, как она любит делать в состоянии крайнего возмущения? И будет лепетать что-нибудь испуганным извиняющимся голосом – вроде того, мне плохо стало, голова закружилась, не помню ничего… Может, на одну только секунду на стул присела…

Да, наверняка так и скажет – на одну только секунду. Невиноватая я. Ноги не удержали. А она ей ответит… А что она ей ответит? На секунду, мол? На ту самую необходимую секунду, которая могла спасти папу?

Вот тут маме уже и нечего будет сказать… На этом диалог обрывается. А дальше что? А дальше – ничего. Тишина. Занавес. То есть она и сама не знает, что дальше…

– Да… Я и сама не знаю что… – вдруг тихо произнесла Тата вслух.

И сама испугалась своего голоса. Он прозвучал так, будто этот диалог и в самом деле произошел, только что состоялся. И надо было идти теперь до конца и решать все-таки, что же дальше…

Люда тоже уловила что-то в голосе дочери, перестала вдруг плакать. Села прямо, насухо отерла ладонями щеки. Потом взглянула так, будто и впрямь только что отвечала на все заданные Татой вопросы. Мол, она тоже не знает, что будет дальше…

Они молчали какое-то время, потом Люда решительно поднялась со стула, ушла в гостиную. И вскоре вернулась, положила на стол ключи от бабушкиной квартиры.

– Вот, забирай… Если уж так приспичило, если не можешь больше рядом с матерью находиться… Переезжай, что ж… Это ведь и впрямь твоя квартира. И ты не маленькая уже, вот-вот семнадцать стукнет. Может, и впрямь сама проживешь… А деньги на жизнь я тебе давать буду, продукты покупать буду. Ну, и приходить, конечно… И звонить… И ты мне звони…

– Не надо мне денег, мам. У Лены же свадьба скоро, я знаю, как они тебе самой нужны. Не надо, я сама справлюсь.

– Да как? Как ты справишься? У тебя что, есть хоть какой-то мало-мальский жизненный опыт? Думаешь, так это просто – одной жить?

– Я справлюсь, мам. Да, еще паспорт отдай мне, пожалуйста.

– Да отдам, отдам, не волнуйся… Господи, как это неправильно все, не по-людски… Дочь бежит от родной матери, будто от смерти спасается… Не понимаю, не понимаю… Почти семнадцать лет на тебя смотрю и не понимаю этого, хоть убей… Ну вот объясни мне – а институт как же? Ты же в юридический институт хотела, баллы у тебя высокие, все шансы для поступления есть! Я думала, ты после экзаменов документы в приемную комиссию понесешь… А теперь что? Институт побоку, что ли?

– Ну почему же побоку… Я отнесу туда документы. Надеюсь, что поступлю.

– А жить на что станешь? На крохотную стипендию?

– Нет… Там же еще вечернее отделение есть. Я буду работать и учиться. И вообще, хватит уже об этом, мам… Я все решила. Я буду жить одна. Отдай мне паспорт, пожалуйста.

– Да сейчас, господи! Сейчас принесу твой паспорт. Заладила – паспорт, паспорт…

Мама пошла в гостиную, Тата направилась следом за ней. Взяв паспорт, развернулась, молча ушла в свою комнату. А о чем еще говорить? Все вроде бы решено, стороны подписали договор о разделении своего жизненного пространства. Без военных действий обошлось, и на том спасибо.

Весь вечер Тата собирала свои вещи. Получился большой чемодан, рюкзак и большая сумка. Потом села устало на кровать, провела ладонями по лицу…

Взгляд ее упал на фотографию в рамке на прикроватной тумбочке. Забыла в чемодан положить… Самое главное и забыла… Прости, папа. Прости.

Папа… Как живой. Улыбается. Взяла в руки фотографию, нежно провела по ней пальцами.

– Вот видишь, я собралась… Завтра утром мы с тобой переезжаем к бабушке. Там будем жить. Ты и я. И больше никого. Ты ведь меня за это не осуждаешь, правда, пап? Ну, что я маму вроде как обидела… А впрочем, чего это я… Знаю ведь: что бы я ни решила, что бы ни сделала – ты не осудишь. Потому что любишь меня… И я тебя люблю, пап…