Папина дочка

– Я смотрю на часы… Уже половина пятого, а у нас нет никакой информации…

Капитан Васильев ничего не ответил. Тата возмущенно уставилась на телефон, потом протянула его Паше, проговорила обиженно:

– Отключился… Больше не захотел говорить… Как так, Паш?

Лицо у Паши было серым, неподвижным и таким непроницаемым, будто он и не слышал ее вовсе. Она отошла от окна, снова села в кресло, подтянула под себя ноги, закуталась в плед. В голове было пусто и звонко, и в груди что-то болело, не давало дышать. Глаза бесцельно блуждали по комнате, остановились на папиной фотографии в рамке… Той самой фотографии, которую она принесла в бабушкину квартиру в первый день, когда решила жить сама по себе. И с Пашей она в тот день познакомилась. А потом захотела его добыть для себя, потому что он на папу похож…

Папа, папа. Как же я тебя любила, папа. И сейчас, конечно, люблю… Да только видишь, папа, как у меня все получается. Все не так, все будто наполовину… И я сама такая… Будто наполовину разделена. В одной половине – тоска по тебе, а в другой – пустота кромешная. И мужа своего по-настоящему любить не умела, потому что разве можно любить – пустотой? Или тоской? И почему же, как только я что-то понимать про себя стала, вдруг случилась эта беда… Почему, пап? Подскажи, если можешь…

Папины глаза смотрели на нее пристально и, как ей показалось, с отчаянием. Не мог он ей ничего подсказать. Это она могла с ним разговаривать, и жаловаться ему, и плакать, а он ничего не мог. Даже сказать не мог: не надо плакать, дочь. И жаловаться не надо. А надо просто жить… Не наполовину, а всей своей сутью жить. И любить всех так же, как любила меня…

Вдруг зазвонил стационарный телефон из прихожей, и она подскочила из кресла, сердито выпутываясь из пледа. Подбежала к телефону, схватила трубку…

– Аллочка? Это ты, Аллочка? Где ты? Не молчи, пожалуйста!

Паша стоял рядом, смотрел ей в лицо напряженно. А в трубке вдруг раздался мамин голос – тихий, почти испуганный:

– Это я, Таточка… Это я… Прости, что звоню в такую рань – что-то на сердце так тревожно, всю ночь заснуть не могу, хожу по квартире от окна к окну… Закрываю глаза и лицо твое вижу… И одна мысль в голове бьется – что-то у тебя случилось, наверное! Ведь случилось, да?

– Да, мам. Аллочка пропала.

– То есть как пропала?

– Вчера утром ушла в школу и не вернулась…

Паша чуть дернул головой, повернулся, ушел в комнату. Она видела из прихожей, как он сел в кресло, сцепил пальцы на руках и низко опустил голову. Ей вдруг стало так жалко его… И захотелось быть рядом. Сесть на подлокотник кресла, обнять его крепко, крепко…

– А в полицию вы обращались, Таточка? – снова услышала она мамин голос.

– Конечно… Они говорят: ждите. Вот мы с Пашей и ждем… А что нам еще остается делать? Хорошо хоть Наталья Петровна ничего не знает, ей нельзя волноваться…

– Я сейчас приеду к тебе, Таточка.

– Да не надо, мам, что ты…

– Вернее, мы все приедем. Я всех по тревоге разбужу… Через полчаса будем у тебя. Жди.

Тата снова хотела было отказаться, но мама уже повесила трубку. Паша так и сидел в кресле, низко опустив голову.

Она подошла, села на подлокотник, положила руки ему на плечи.

– Ну, и что там? – спросил Паша, не поднимая головы.

– Мама сказала, сейчас приедет.

– Зачем?

– Не знаю… Сказала, что всех по тревоге разбудит…

– Кого это – всех?

– Не знаю. Моих сестер, наверное. Хотя чем они могут помочь…

Через полчаса в дверь позвонили. Паша смотрел удивленно, как незнакомые ему люди входят в квартиру.

Они шли вереницей. Первой вошла мама Тани, глянула на нее с тревожным вопросом в глазах и тут же вздохнула и опустила голову: не нашлась Аллочка, значит… Потом вошел длинный серьезный мужик в очках, протянул ему руку, представился коротко – Володя. Следом за ним шагнула через порог такая же серьезная женщина, и тоже в очках, тронула Павла за плечо, прошелестела тихо:

– Я Ирина… Старшая сестра Таты… А Володя – мой муж…

– А я Лена, я тоже сестра! – показалась из-за ее плеча другая женщина. – Татка у нас младшая, а я – средняя! А это Иван, мой муж… – указала она рукой себе за спину.

Иваном оказался белобрысый крепыш, румяный, голубоглазый, по всему видно – рубаха-парень. Крепко пожал Пашину руку, мотнул головой назад:

– Это еще не все… Там еще наши отпрыски – увязались за нами… Наш с Леной – это Макар, а которые Ирины с Володей – это Валерка с Игорем. Вон как нас много, сразу и не упомнишь всех… Еще маленькая Светланка есть, но ее дома оставили, с моей теткой. Специально по этому случаю тетку вызвали, чтобы со Светланкой осталась…

Наклонившись к самому уху Павла, рубаха-парень по имени Иван проговорил тихо:

– А я ведь Татку, сестру-то их младшую, так и не видел ни разу… Володька видел, а я нет. Стало быть, и с ней познакомимся…

Где-то краешком сознания Павел не переставал удивляться этому имени жены – Татка. Надо же, как звучит… А ему и в голову не приходило ее так называть! Значит, это имя семейное – Тата, Татка… Надо будет запомнить…

Расселись все в гостиной, и Володя заговорил первым: