Папина музыка

— Это мой ученик. Автандил Александрович Гелашвили.

— Вы? Вы Марина Георгиевна Сикорская? Та самая, что оставила практику…, — он прикрыл рот рукой.

— Ну что же вы медлите, здесь нельзя терять ни минуты! — мягко прервала она его удивление и требовательно попросила выполнить ее поручение.

Он растерянно пробормотал:

— Да-да, конечно. Я сейчас, — и уже в дверях, он указал рукой на Георгия. — Скажите, а это тогда кто? Еще одна знаменитость? Уж больно он похож на….

— Доктор! — строго прервала его Марина, — прекратите, пожалуйста! Больному нужна помощь. Давайте! За дело! — скомандовала она.

Она сбежала тогда от всего, что творилось вокруг, что напоминало ей о прошлом, а сейчас оно настигло ее. Здесь. Страх настигал ее, накрывая своим плащом. Борьба и ужас смешались в ней в одночасье, она смотрела на свои руки и понимала, что не может двинуться в сторону операционной. Она стояла перед выбором: оставить все как есть и сожалеть о несделанном, последовать за своим страхом прошлого или же оттолкнуться из его темноты, посмотрев в его глаза.

Счет шел на секунды, и Автандил ждал в операционной, а Марина все никак не могла решиться. Вдруг позади что-то упало, она резко обернулась и увидела улыбающегося человека в черном костюме, а в его руках были инструменты.

"Вот тебе и знаки, о которых ты просила", — пронеслось в голове.

Глава 2

Георгий медленно приходил в себя, все кризисы остались позади, долгое ожидание и бессонные ночи, делали свое дело, и Марина просто свалилась на стул рядом с ним. Мертвенно-бледное лицо Георгия ей напоминало многое, но она старалась отогнать назойливые мысли и делала все возможное и невозможное.

— Марина Георгиевна, может, отдохнете? Я подежурю, — предложила медсестра.

— Нет, — отрицательно покачала головой она, — я сама, не переживайте. Я в порядке. Родным сообщили?

— Да, матери и брату, они скоро будут здесь…

— Журналистов не было?

— Были, мы их не пустили.

— Замечательно, — и она опять прилегла на стул.

— Может, все же отдохнете?

Марина опять отрицательно покачала головой, у нее было ощущение, что если она уйдет, то в ее отсутствие случится что-то непоправимое, даже задремать боялась, живы воспоминания о сыне.

Дверь отворилась, и в комнату вошел симпатичный мужчина, средних лет:

— Здравствуйте, — поздоровался он, и приветливая улыбка осветила его лицо, — я к Георгию, брат его старший.

— Добрый день, — улыбнулась Марина, — Я — Марина, я привезла его сюда.

— Да-да, мне говорили, ну и шуму наделали, мне звонили, каких только версий не отрабатывали…, — он улыбнулся он своим воспоминаниям, затем встрепенувшись, подошёл к ней и представился, — кстати, я — Василий.

Затем подошёл к брату:

— Ну, салют, брат!

Георгий был очень слаб после операции, но Марина заметила, как скривилось его лицо, он отвернулся от брата, не желая здороваться. Она увидела разочарование на лице Василия.

— Гонь, ты чего? Опять?

— Уходи, — глухо послышалось со стороны Георгия.

У Василия на скулах заиграли желваки, от крепко стиснутой челюсти. Он посмотрел на Марину, потом опять на Георгия и еле контролируя злость, процедил сквозь зубы:

— Ну, хорошо! — затем повернулся к Марине, — я сейчас ухожу, но оставлю Вам свой номер телефона, если, что-то понадобится, то звоните, хорошо? — Марина согласно кивнула.

Он повернулся к Георгию, силясь из всех сил, сдерживая злость и разочарование, все-таки произнес:

— Выздоравливай, брат! Я рядом если что, — затем повернулся к Марине и сказал, — до свидания! — и вышел из палаты.

ХХХХ

— Я просил о помощи, — он замолчал, комок не давал говорить, — но кругом всем было некогда, все занимались собой, своими делами, думали, что это все временно, мои дела казались мелкими и ничтожными, думали, что пройдет. "Он всегда такой, — слышал частенько я от брата, — скоро все пройдет"…, а не прошло, как видишь. Так произошел взрыв, — и он мрачно усмехнулся, а потом добавил, — и как следствие большой разрыв. Были и те, кто поддерживал меня, но не так, понимаешь? Иногда мнение одного человека дороже мнения всего мира, вот так мой мир начал рушиться, кто был рядом, те хотели войны и наказания, а я не знал, чего хотел, тоже наказания, наверное, только потом эту лавину уже было не свернуть, она росла как снежный ком и перестала быть управляемой. Меня поддержали дьяволы и демоны. Свету я оказался безразличен, — он криво ухмыльнулся и посмотрел в окно, где светило во всю солнце.