Папина жизнь

— В некотором роде, да.

— Знаешь, что Крис сделал?

— Утащил твою маму.

Билли озадаченно нахмурился.

— Нет, он не утаскивал маму!

— Нет?

— Нет, не утаскивал.

— Ну, а что он тогда сделал, Билли?

Билли был невероятно серьезен:

— Пап, ты мне, конечно, не поверишь…

— Нет, наверное, — улыбнулся я. — Ты расскажи.

— Он знает одного человека…

— Ну, так давай, рассказывай. Ты же можешь.

— Ну вот, этот человек, вот, да?

— Да?

— Он волосатый, вот, да?

— Да?

— И жил в озере.

Я протер стол и сел. Кажется, настал особый момент.

— Волосатый человек, который жил в озере? Забавно.

— Нет, пап, не забавно, — сказал Билли.

— Итак, расскажи же мне, — басом прогремел я, — об этом волосатом человеке в озере! — Я изображал Чарлтона Хестона, но Билли не оценил.

— Он сделан из золотого!

— Из золотого чего?

— Да нет, пап, он сам сделан из золотого! Он очень злой!

— Злой, да?

— Очень. — Билли замолчал на секунду, поковырял в носу, выудил козявку, сжевал ее и сказал:

— Там он нашел себе железо!

— Железо?

— Да. Железо.

— Он пьет препараты железа?

— Пап, просто железо! Железо!

— И это все тебе рассказал Крис.

Билли кивнул.

— И все это было в старые времена.

— Ага, в старые времена. — Бессмысленно спрашивать, в какие именно, потому что «старые времена» покрывают всю историю человечества вплоть до рождения Билли. — Это он тебе на ночь рассказывал?

— Да, пап.

— Крис читает тебе на ночь?

— Да, он нам с Джедом все время читает на ночь, но это не сказка из книжки, папа, это он сам придумал! Он очень умный.

Я схватил в охапку своего маленького мальчика и поцеловал в носик.

— Расскажи мне еще про Криса, — сказал я.

— Пап!

— Да, Билли?

— Я щенок, гав-гав!

— Ладно, щеночек. Рассказывай.

— Пап, ты забыл «гав-гав», гав-гав.

— Извини, гав-гав.

— А в Мамином Доме щенка не бывает.

— Не бывает? Как обидно.

— У мамы дома щенок делается медведем.

— Да, правда?

— Большим, страшным медведем!

— А почему он делается большим и страшным медведем?

— Крис говорит, что я страшный медведь, страшный большой медведь.

— А страшный медведь тоже злой, как волосатый человек в озере?

— Да, гав-гав!

Кристофер Пиннок.

Крис Пиллок. Пиллок-Мудиллок.

Роман с Мариной закончился в середине лета. Она сообщила мне о разрыве в тот день, когда вызвала на дом агента по недвижимости.

— Я уезжаю в Испанию, — объяснила она.

— К мужу? — Я угадал. Я почти предвидел такое развитие событий.

— Гэри сейчас с ним. Мы все решили, что нам с его папой стоит попробовать начать все сначала.

Я так и не разобрался в ней как следует. Марина была чуть старше меня, но с ней я удивительным образом чувствовал себя защитником. Удивительным, потому что Марина сама производила впечатление полнейшего самообладания. Она подсмеивалась над собственной слегка перезревшей фигурой, но не видела причин одеваться по этому поводу кое-как и не следить за собой. Она заботилась о себе, как и о своем доме. И обо мне. Это она сформулировала условия наших отношений, но я чувствовал, что она сама видит свою женскую долю в том, чтобы давать, а не брать. Она удивляла меня порой. Скажем, с поразительно старомодным девичьим смущением она предупреждающе клала руку мне на голову, стоило мне потянуться губами ниже ее живота, — но при том время от времени сама самозабвенно ласкала мой пенис губами, после чего полоскала рот заранее приготовленной ароматизированной водой.

СЕКС! СЕМЬ КОЛДОВСКИХ СПОСОБОВ УЛОЖИТЬ ЕГО К ТВОИМ НОГАМ!

Марина прочитала эту статью раньше меня.

Гэри, рассказала она, получил диплом по гостиничному менеджменту и организации отдыха. Он работал изо всех сил, и Марина им гордилась. Первую работу он нашел в Малаге. Там же разыскал отца и встретился с ним после двухлетнего перерыва. Одно вело к другому; Марина подала в салоне заявление об уходе. Она улетала на следующий день.

— Я буду скучать, — сказал я.

— Не будешь. Во всяком случае, недолго.

— Все-таки не пропадай, ладно?

— Джо, ты лучше позаботься о своей девочке и ее братишках. Ты хороший человек и найдешь себе кого-нибудь получше меня.

Получше ее? Впоследствии я пытался мысленно реконструировать ее прошлое. Марина, как мне всегда казалось, слишком много повидала за свою жизнь и вряд ли была из дочек тех потрепанных «белых воротничков», чьими тюлевыми занавесками и «форд-сьеррами» оформлены все улицы. Вряд ли она была из тех преданных дочек, что одеваются в точности как мама, справляют помолвку в свой двадцать первый день рождения, выходят замуж год спустя и через пять лет горько сожалеют о собственной глупости. Но скорее всего, она не была и крутой, как те курвы, которых я так боялся в средней школе. В четырнадцать они уже встречались со взрослыми парнями, в пятнадцать начинали с ними спать, в шестнадцать рожали детей без всякого желания и надежды снова увидеть тех ублюдков, с которыми кувыркались в кустах. Но вместе с тем Марина имела с такими девушками нечто общее: грустную уверенность в том, что для приобретения определенного статуса ты должна смириться с тем, что тебя используют.