Крестоносцам действительно не с кем было сражаться в византийской столице. Константинопольские ремесленники и плебс не желали отстаивать государство, являвшееся для них воплощением социальной несправедливости. Когда знатный феодал Константин Ласкарь, которого духовенство спешно провозгласило императором, пытался все-таки призвать население города к обороне, — эти призывы натолкнулись на стену равнодушия.
Таким-то образом трем десяткам тысяч крестоносцев в какие-нибудь четыре дня удалось захватить один из величайших городов тогдашнего мира. Даже сами завоеватели, хотя они и знали, с каким слабым противником имеют дело, были поражены своим столь быстрым и сравнительно легким успехом. «И знайте, что не было такого храбреца, чье сердце не дрогнуло бы, и казалось чудом, что столь великое дело совершено таким числом людей, меньше которого трудно и вообразить», — пишет Виллардуэн. Соотношение сил осаждавших византийскую столицу и осажденных в ней он расценивает в пропорции 1 : 200, замечая, что еще «никогда такая горсточка воинов не осаждала стольких людей в каком-либо городе». Робер де Клари также считает столь легкий захват Константинополя необыкновенным делом: дважды он называет его «чудом». Секрет этого «чуда», изумлявшего и многих позднейших историков, был, однако, прост. Обострение классовой борьбы в Византийской империи, достигшее в это время своей наивысшей точки, справедливо отмечает румынский историк Э. Франчес, может служить решающим объяснением неожиданного падения Константинополя и разгрома Империи в целом[80]
. Конечно, были и другие причины, обеспечившие победу крестоносцам: им помогали и некоторые греческие аристократы и кое-кто из константинопольских торговцев. Часть греческих феодалов продавала продукты своих поместий латинским купцам, а иные византийские торговцы играли роль посредников в этих сделках. Для этих людей важнее всего было сохранить на будущее торговые операции с латинянами. Есть основания думать, что именно на поддержку тех византийцев, экономические интересы которых были тесно связаны с латинским миром, рассчитывали крестоносцы и особенно, конечно, венецианцы, когда с такой уверенностью заранее делили между собой богатства Константинополя в марте 1204 г. И эти расчеты оправдались[81].Вторжение крестоносцев в пылающий огнем Константинополь (