Такая компоновка подразумевала по сути только один вид подвески — индивидуальный, для которой на каждую полуось приходилось по два ШРУС. На оригинальном мосту Tatraроль внутреннего выполнял дифференциал, дающий определенный вертикальный ход полуосям — так называемые качающиеся полуоси. Роль внешних ШРУС выполняли сдвоенные карданы, которые были не дешевым вариантом, но просто не убиваемым. Их и в XXI веке ставили там, где другие варианты пасовали.
Вдоль трубчатой рамы шли продольно расположенные торсионы, которые крепились к кожухам полуосей через поперечные рычаги. По одному на каждую полуось, завершая концепцию независимой индивидуальной подвески. Там же использовались рычажно-поршневые гидравлические амортизаторы. На каждом колесе. Вроде тех, что использовали в последствии на ГАЗ-69. Да, оставлявшие желать лучшего именно как амортизаторы, но конструктивно простые и чрезвычайно живучие.
Рулевое управление было полным и следящим. То есть, когда одна пара колес поворачивалась в одну сторону, вторая отворачивала в другую. Что резко уменьшала радиус поворота, не принципиально усложняя конструкцию. Ворочать сразу четырьмя колесами было сложно. Тяжело. Поэтому с привод рулевого колеса шел через достаточно мощный редуктор, повышающий усилие на тягах. Из-за чего между крайними положениями колес было несколько оборотов рулевого колеса.
Получалась не самая удобная для ремонта конструкция, мягко говоря. Но очень прочная и надежная, особенно в критических условиях эксплуатации. Убить ее было затруднительно и сам ремонт требовался нечасто, во всяком случае в той ее части, до которой трудно было добраться.
Но Фрунзе сомневался.
С одной стороны, эта колесная платформа ему нравилась. Очень. Ее испытания показывали огромный запас прочности и выносливость. Показывая особенно хорошие показатели в грязи и на камнях. А главное — она позволяла использовать очень широко варьировать компоновку.
С другой стороны, платформа была дорога и весьма прихотлива в ремонте. По сути эта рама с подвеской и МТО стоило как две с гаком полностью собранные АМО-212М. И это без кузова и прочего. А нормы человеко-часов по ремонту узлов и агрегатов, размещенных внутри трубчатой рамы, были втрое больше аналогичных работ для 212М. Да и в полевых условиях ремонтировать ее было просто затруднительно, требовалась хотя бы минимально оборудованная мастерская.
Другой вопрос, что этот самый ремонт труднодоступных узлов и агрегатов ей требовался редко. И…
В общем — дилемма.
Альтернативой был Nash Quad, купленный с потрохами вместе с компанией в 1929 году. Но он получался не принципиально дешевле и сильно уступал разработке Tatra на трудных грунтах. Прежде всего из-за повышенных шансов повреждения подвижных частей трансмиссии.
И собственно все.
Автомобиль с полным приводом требовался РККА. Очень требовался. Тем более в таком классе, позволяющим его использовать и как базу для колесной бронетехники, и как колесный артиллерийский тягач, и как просто легкий армейский грузовик широкого профиля.
Уезжая сюда, на переговоры, Фрунзе по своему обычаю прихватил с собой свежие документы для изучения. И среди них имелось предложение от Tatra с масштабированием своей поделки в трех и четырехосную полноприводную платформу с максимальной унификацией узлов и агрегатов. Более того — они предлагали гибкость размеров базы за счет нескольких типоразмеров труб, валов и тяг. Предлагая, по сути, этакий конструктор…
Более того, они набросали компоновочную схемы семейства бронеавтомобилей, с двигателем, расположенным сзади, где ему можно было организовать хорошее охлаждение в боевых условиях. Двух, трех и четырехосную версию. Точнее версии. От чего-то в духе T17E1 Staghound до по сути колесных танков и колесных САУ со здоровенными стволами. Ну и прочие вариант — например — колесные бронетранспортеры.
Выглядело очень интересно и соблазнительно. Но отдавать настолько существенный сегмент ВПК иностранной компании не хотелось. А перебираться в Союз Tatra пока не спешила. Да, держала и наращивала активы, но пока держалась за Чехословакию. И генеральный секретарь плотно думал над тем, как поступить…
— Михаил Васильевич, — произнес тихо подошедший секретарь, — он приехал. Ожидает.
— Я, признаться, до конца сомневался, что он решиться.
— У него отчаянное положение, — заметил стоящий рядом граф Игнатьев — нарком иностранных дел.
— Китай — мир символов. У них довольно специфическое мышление, полное курьезов и неожиданных переходов.
Все промолчали.
Фрунзе тоже.
После чего еще раз вздохнул и отправился на встречу.
Вошел в кабинет и поздоровавшись, присел на свое место. Комната эта была фигурально разделена на две части с двумя входами. На той стороне маньчжурская делегация, на этой — советская. С переводчиками, понятное дело. И не только.
— Вы нормально добрались?
— Нас дважды обстреляли.
— Кто? — не на шутку напрягся генсек.
— Японцы.