Парабола моей жизни

Дон Джоан ушел, не обмолвившись ни одним словом. Но ровно в четыре часа появился администратор и вручил мне в чилийских деньгах сумму, равную тысяче пятистам лирам и ни на одно сольдо меньше. Я спрятал деньги в чемоданчик и в шесть был уже в театре, чтобы начать приготовляться. Послал за парикмахером, чтобы он привел мне в порядок парик, а затем медленно, с полным спокойствием начал петь вокализы, разгуливая по сцене и наблюдая за машинистами: они убирали декорации «Африканки» и заменяли их декорациями «Риголетто». Около семи начали появляться другие артисты. Кастеллано, который должен был появиться впервые в «Манон», был вынужден, вопреки своему желанию, дебютировать в «Риголетто». Так как он давно не пел этой оперы Верди, то чувствовал себя неподготовленным, и ему не удавалось скрыть своего волнения. Я же, наоборот, пел свою партию совсем недавно — последний раз в генуэзском Карло Феличе — и великолепно помнил свою роль наизусть. Будь это иначе, разве я решился бы взять на себя такую ответственность? После третьего акта, когда я снова захватил публику уже вторым воплощенным мною образом, то всеобщее признание и исключительный успех окончательно утвердили меня в самом первом ряду артистов труппы.

Хозяин гостиницы, казалось, обезумел от радости. Он танцевал в салоне, восклицая на своем энергичном пьемонтском наречии: «Боже великий, какой невероятный успех!» Я же не мог дождаться минуты, когда мне удастся рассказать Бенедетте о своей победе и отомстить за нее. Бегом поднявшись в свою комнату, я вынул из чемоданчика заработанную тысячу пятьсот лир в чилийских деньгах и, вернувшись в салон, переполненный артистами и гостями, попросил хозяина, в случае, если синьора еще не легла, пригласить ее сделать нам величайшее одолжение и спуститься на один момент, так как мне настоятельно необходимо сказать ей ^ несколько слов. В это время вошел державшийся весьма чопорно дон Джоан вместе со своей Миртеей. Вскоре спустилась и Бенедетта. В салоне было в эту минуту много артистов и решительно все — открыто или за глаза — обвиняли меня в вымогательстве. Я вытащил тогда из кармана чилийские деньги и заявил дону Джоану, что передаю эту сумму синьоре и что я совсем не собирался шантажировать антрепризу, а только совершить то, что требовалось справедливостью и чувством товарищества. Синьора ни за что не хотела принять деньги, давая мне понять, что этот мой поступок, столь невинно великодушный, может быть истолкован самым двусмысленным образом. Тогда я передал всю сумму хозяину • гостиницы и попросил его принять эти деньги на хранение, как принадлежащие синьоре. Присутствовавшие при этом артисты, только что меня осуждавшие, выражали мне теперь свое восхищение. Дон Джоан, весьма смущенный, удалился вместе со своей Миртеей. Синьора по-прежнему энергично настаивала на своем отказе. Тогда я сказал при всех, прямо и откровенно, без каких бы то ни было недомолвок, что совершенный мной поступок был продиктован только глубоким чувством солидарности и почтения, и что я не могу и не хочу поступать иначе, ибо это осмысливает и расширяет мое жизнеощущение.

После этих происшествий жизнь моя в Сантьяго потекла, как и повсюду, весьма однообразно развертываясь между номером в гостинице и театральной уборной, между репетициями, занятиями и всяческими упражнениями, конечной целью которых было заслужить расположение публики. И только иногда в виде отдыха от напряженного труда я выходил на прогулки, осматривал окрестности и местные достопримечательности, а также, в случае если они где-нибудь находились, то и произведения искусства.

Глава 14. СНОВА ГАСТРОЛИ НА РОДИНЕ

В обществе Бенедетты. Бенедетта разумно удерживает меня от необдуманного шага. Договор с театром в Пизе. Триумфальный дебют. Великодушие Джиральдони. В театре Массимо и в доме у импресарио — мецената Флорио. Подарок донны Франки. В театре Ла Фениче в Венеции. Совершенное исполнение