Парад планет

Поднял же он в городе переполох. С высоты птичьего полета, взмывая ввысь в воздушном лайнере, увидел в иллюминаторе высвеченный прожекторами завод, улицу, по которой бежал. Свой собственный след увидел, горевший в ночи.

Полстраны пересек в самолете, догоняя вчерашний день. Ему туда и надо было, во вчерашний, покрытый тьмой. И когда за тридевять земель у моря оказался, еще была ночь. Самый последний ее час застал, предрассветный. И слышал: «Марина, Марина!»

Не сам в забытьи кричал, и не мерещился отчаянный этот зов. Девушка мелькнула под фонарем на парковой аллее, за ней человек пробежал, скрылись в темноте. И оттуда, из темноты, опять: «Марина!» Недолго Семин раздумывал, следом пошел, побежал. Люди на скамейках спали, на газонах, лежа, сидя, кто-то бодрствовал, прогуливаясь. Навстречу, выбравшись из лодочки, торопливо спускалась с аттракциона пожилая женщина. «Минутку!» — сказала она и вцепилась в Семина.

— Ну вот, дождалась! Ты! Посмотреть тебе в глаза! Ты, ты меня топил! — кричала женщина. — Жилет с меня спасательный! Здоровый, сильный! Топил!

На скамейках спали, не просыпаясь, кто-то сонно приподнял голову. Вахтер вырвался наконец, опять побежал. Одно только звучало в ушах: «Марина, Марина!» Выскочил на набережную — и по лестнице вниз, к морю. Опять долетело: «Марина!», мужчина кричал. Семин на крик помчался, увязая ногами в гальке. Женщину догонял, Марину не Марину, но тот, кто выкрикивал, тоже был интересен. А потом выглянула луна, и никого он не увидел на берегу. Так и кончилась вдруг бесконечная ночь-марафон, еще до рассвета. Вахтер встал, тяжело дыша: ни женщины, ни мужчины, за двумя зайцами погнался!

Трое их было перед громадой «Армавира», трое в полумраке на дне морском; только что они спустились сюда в глубоководном лифте-клети, привычном своем транспорте, спустились и уже опять поднимались, но теперь сами, без всякого комфорта, карабкаясь по-альпинистски на лежавшее вверх дном судно, на искусственную эту, злой судьбой воздвигнутую гору. Из бока «Армавира», будто с мясом, был вырван кусок, зияла обугленная дыра, торчали балки, и водолаз, шедший первым, поймал балку петлей троса, а двое других сработали как лебедка, подтянув своего товарища на высоту, к самой дыре; потом стал подниматься следующий, и третий его страховал снизу, держа трос, слыша в наушниках команды, шаги сквозь тяжелое дыхание.

Тот, шедший первым, был уже внутри «Армавира», в ресторанном зале с ввинченными в пол столиками над головой и люстрами под ногами. Не задерживаясь, он выплыл из ресторана в коридор, на четвереньках стал взбираться по винтовой лестнице. Снова потянулся коридор с перевернутыми каютами, холлами, с полами-потолками. В мире наоборот водолаз шел к цели тоже наоборот, поднимаясь по лестницам, он спускался ниже и ниже, в вознесенные вверх недра судна. «Ты чего разбежался, Квасов, ты где, Квасов?» — раздалось в наушниках.

Стойка бара, зеркала, эстрада в углу, все это привычно уже нависало над головой. Только что водолаз проник сюда, с трудом отжав дверь, и теперь стоял без движения, не внемля призывам напарника: «Квасов, ты где, Квасов, хватит в молчанку, ты где, отвечай!» В зеркалах многократно отражался застрявший в иллюминаторе утопленник, последний посетитель бара. Нет, не последний! Была здесь еще девушка — сейчас, в эту минуту, живая!.. «Воздушная подушка!» — очнулся водолаз и стал всплывать.

Девушка, вцепившись в пробковый матрас, дрейфовала под самым полом-потолком, где оставалась полоска воздуха; войдя в бар, водолаз, видно, что-то нарушил в хрупком равновесии — вода пошла вверх, поднимая матрас, девушка уперлась головой в эстраду. Водолаз вынырнул, увидел близко лицо с вытаращенными глазами. Лицо сразу придвинулось, обняли водолаза руки, повисло на нем тело. Вода наступала, со свистом уходил воздух, в запасе у спасателя были мгновения и дыхательный аппарат наготове.

И вот уже опять отжимал он дверь, протискиваясь в коридор, да еще потом вытягивал за собой тело. Навстречу двигались водолазы, новая смена. Другие, невидимые, работали в недрах судна, он слышал, как кряхтели они, карабкаясь по лестницам, гремели дверьми кают. «Подушка, подушка, трое в кинозале!» — звучало в наушниках. «Стучат в кубрике, слышу стук, не могу пробиться в кубрик!» — «Аппараты в бильярдную, двое в бильярдной!» Спасатели тяжело дышали, всплывая к потолкам-полам. Стучали в стены узники «Армавира».

По аллеям, как по улицам, ходили люди, свои тут были законы движения. Затишье свое и напряженные часы пик, когда со скамеек вставали, с газонов, из кустов выскакивали на перекличку, офицера со списками обступали молчаливой толпой. Или появлялись в воротах родственники, прямо с поезда вбегали в парк, имена выкрикивали. А потом снова отбой, тишина, приезжие разбредались кто куда, рассеивались по скамейкам, газонам. Лезли на аттракционы в неподвижные лодочки и самолеты, даже кабины чертова колеса спешили занять.

А он не бегал, не кричал, он без слов на пути вставал, фотографию показывал. И будто ответа не ждал, только в лица смотрел. Ему говорили: