Без фонаря было темно, но Гермиону это мало беспокоило. Гнев и мысли заставили её пройти много, прежде чем она начала обращать внимание на корни, о которые спотыкалась, и на деревья, о которые билась. Она не знала, на кого злилась больше, на Малфоя или на себя, но вдруг пожалела о каждом поступке и задумалась о каждом шаге, сделанном с той минуты, как ей пришла в голову та идиотская мысль про Признание Притягательности, который только смогла припомнить. У неё появилось чувство, будто в свете развязки все хорошие моменты превратились в плохие. Это как со смехом бежать по грязи, а потом вдруг обнаружить, что воды нет и придётся чёрт знает сколько топать грязным.
Гермиона не понимала, кем они были другу другу, но знала, что у них завязались некие отношения. Она бы не назвала Малфоя своим парнем, но могла… Она больше не стала бы называть их врагами. Похоже, они приблизились к званию друзей, которые время от времени целовались. Бывали моменты, которыми Гермиона наслаждалась и над которыми потом смеялась. Бывали такие, когда они спасали друг другу жизнь. А бывали совершенно пугающие, потому что сердце колотилось слишком сильно, желудок делал кульбит и всё внутри ощущалось чересчур живым и неконтролируемым. Гермиона очень привыкла к тому, что Малфой спит в метре-двух от неё, к тому, что он постоянно находится рядом, а она всегда держится настороже. Бывали моменты, которые заставляли Гермиону думать, что она может по-прежнему ненавидеть Малфоя, но их было немного, они всегда быстро заканчивались, и в них наметились перемены.
Гермиона не знала, можно ли всё это хоть как-то назвать. Она не понимала, что это значило, но явно что-то. Она и не задумывалась о роли конца их путешествия, но если Малфой целовал её, чтобы отвлечь внимание, стремясь первым добраться до этого самого конца, может, он имел большее значение, чем происходящее между ними. Наверняка. И наверняка Малфой это знал, когда, отвлекая ее, отвлёкся сам, и с тех пор ни разу снова не поцеловал. Растение было главной целью, и кто-то один должен был добраться до него первым, чем бы такой исход ни обернулся для этого. Это — отвлекало, это — плохо закончится. Гермионе просто надо напоминать себе об этом, о карте, которую Малфой от неё спрятал, о том, что она сама скрыла бы её от него. Это будет легко. Будет так просто. Ненависть к Драко Малфою подобна… езде на велосипеде. Вот и всё — езда на велосипеде.
27 сентября; 8:17
Заслышав за спиной какой-то звук, Гермиона хотела вскочить на ноги, но что-то приземлилось ей на колени, и она плюхнулась на землю. Она посмотрела на свиток пергамента — на карту — и сердито уставилась на деревья перед собой.
— Разверни её.
Сперва она ему не ответила — вообще не пошевелилась. Но любопытство пересилило и, испытывая лёгкое раздражение от себя самой, она посмотрела на карту. Гермиона почувствовала тяжесть свитка, когда тот приземлился, и поняла: в пергаменте было что-то спрятано. Фыркнув, она развернула свиток и недоуменно уставилась на деревянную фигурку.
Подняв, Гермиона поднесла её ближе к лицу. Это была… Это были они. Не идеальное исполнение, но обознаться невозможно. Девушка с кудрявыми волосами, носом и подбородком Гермионы, и парень, у которого были малфоевские нос и челюсть. Прижавшись ладонями, пара соприкасалась лбами. Запястья окружала какая-то линия, а с ладоней свисал небольшой деревянный кусочек. Позади пары возвышалась стена; линия, вырезанная на ней, брала своё начало у спины девушки и, изгибаясь дугой, исчезала в спине парня.
— Я нашёл её в том доме, в котором были все эти деревянные фигурки. Слово внизу, между нами… Оно означает «в конце концов».
Гермиона провела пальцем по буквам, не отрывая взгляда от деревянных лиц.
— Это последняя моя находка, которую я от тебя утаил.
Гермиона повернула фигурку, осматривая, но больше ничего не увидела. Если Малфой нашёл её в том доме… Как… Кто-то видел этот момент. Кто-то, заполучивший растение или же просто прорицатель, а они благодаря цветку спаслись. В конце концов. Видимо, это и был ожидающий их момент, когда они вот так прижались ладонями. Похоже, тогда они и сотворили заклинание. Может быть, эта чёрточка — их кровь. Гермиона внимательно рассматривала фигурку, ошеломлённая деревянным изображением их будущего.
— Мне претит мысль, что мое будущее предопределено, но я смирился, потому что оно неизбежно. Эта фигурка, шрамы — этот момент настанет, что бы там ни было. Вот почему мы решили действовать сообща. Если мы снова потерпим поражение — неважно как, — я бы предпочел отправить нас обратно в прошлое, чем остаться одному и столкнуться с гораздо худшими последствиями. Ты знаешь, что выбора у нас нет.