Парадигма Алины Ставневой

Я бесцельно бродила по устланному галькой пляжу, ежась от холодного морского ветра. Вот тебе и Африка, детка. Признаюсь, что до приезда сюда я понятия не имела, что такое североафриканская зима. В полдень температура едва поднималась до плюс двенадцати, к тому же периодически шёл мелкий дождь. В отеле, где я обитала, к услугам постояльцев были все необходимые для комфортной жизни блага, включая джакузи и бассейн с подогретой морской водой, но я упрямо вставала в половину шестого утра, чтобы придти сюда - на пустынный берег. Однообразный ритм волн, накатывающихся на берег, и одиночество помогали настроится на нужные мысли. Взглянув на часы я, выяснила что в запасе у меня по крайней мере ещё пятнадцать минут. Конечно, можно было с комфортом устроиться на одной из скамеек под тентом, но сегодня хотелось подобраться поближе к воде, почувствовать дыхание моря. У самой кромки прибоя я заметила большой, уже обточенный волнами, ствол дерева, выброшенный на берег вчерашним штормом (точно помню, накануне его ещё не было). Порой море напоминает мне грабителя. Оно отбирает у суши все самое ценное, бесцеремонно выбрасывая обратно на берег ненужный хлам. Я осторожно начала пробираться к намеченной цели. Туфли увязали в мелком галечнике, с трудом передвигая ноги, я кое-как добралась до дерева и присела на импровизированное сиденье. Море сегодня было на редкость спокойным. Лишь белые гребешки подгоняемых ветром волн напоминали о бушевавшей недавно стихии. Очень давно, в книге, название которой за ненужностью стерлось из памяти, я прочитала, что девятая волна всегда выше предыдущих восьми. И только сейчас, прожив на свете двадцать восемь лет, поняла, что никогда не проверяла это утверждение на практике. Дождавшись самой большой, по моему мнению, волны я начала считать. А, повторив, для чистоты эксперимента, свои вычисления три раза поняла, что автор книжки бессовестно врал. У меня получилось шесть, восемь и десять. Это открытие меня огорчило, придав и так не совсем жизнерадостному направлению мыслей совсем уж мрачный оттенок. Два месяца я торчу здесь - в Неполитании, и как последняя лохушка вынуждена пять дней в неделю ходить на работу, в безликую стерильность офиса. Трудно представить себе более отвратительное занятие. По моему глубокому убеждению, я не создана для работы. Возможно, конечно, что дело обстоит с точностью до наоборот: ещё не родился умник, который придумает работу специально для меня. Когда, заполняя всяческие анкеты, я дохожу до вопроса о роде занятий, - на некоторое время впадаю в ступор, а потом записываю то, что первым придет в голову: программист, домохозяйка, менеджер, частный детектив. Заметила, что со временем фантазия подсказывает мне все более экзотические профессии: окрашиватель домашних животных, согревательница кроватей, консультант по гендерному равенству, писательница предсказаний для печенья. Впрочем, род занятий у меня все-таки есть. Ещё до того, как в моду вошло безликое словечко «фрилансер» я сформулировала своё «profession de foi» как "девушка для конфиденциальных поручений". И поручения эти, стоит отметить, довольно неплохо оплачиваются.

Миром правят деньги - эту простую истину мне довелось осознать еще в своём молочно-розовом детстве. Главными словами в нашей семье были «дожить до зарплаты» и "экономить", а главным праздником "получка". Если быть совсем точным, праздником были первые две недели после зарплаты, которую раз в месяц приносил отец. Вечером мама покупала большой торт и мы устраивали чайную церемонию. Потом наступала эра шопинга - мама таскала меня с собой по магазинам.

Оставшиеся две с половиной недели проходили под знаком экономии. Основным блюдом на завтрак, обед и ужин была гречневая каша (с тех пор ее запах стойко ассоциируется у меня с бедностью) и жареная картошка. Экономия приходила ко мне во сне в виде в виде косматой старой ведьмы. В шестнадцать лет такой образ жизни вызывал во мне чувства, схожие теми, которые больной тяжелой формой аллергии испытывает при виде кота. В семнадцать я плакала в подушку и клялась, что никогда не буду жить как мои родители, а когда мне исполнилось девятнадцать - навсегда уехала от опостылевшей нищеты провинции в манящее волшебным хрустом денежных знаков далеко.