Парадигмы субъектности

Имеется ли с другой стороны вообще необходимость еще специально ставить вопрос, кто зовет? Ответ на него для присутствия не так же ли однозначен, как и на вопрос о призываемом в зове? Присутствие зовет в совести само себя. Это понимание зовущего может быть более или менее живо в фактичном слышании зова[36].

Понятно, что для этого требуется избавиться от всех тех помех, при помощи которых Das Man топит присутствие в падении, в повседневном забвении бытия. Прежде всего, избавиться от самого Das Man. Избавиться надо, конечно, не от людей. Избавиться надо от того безличного зомбирования, которому Das Man подвергает субъекта. Не потому поступать в институт, что так делают «все», а затем, чтобы делать то, что интересно именно тебе, то, в чем именно твое призвание — расслышать, к чему зовет тебя зов Бытия.

Ж.-П. Сартр и А. Камю

Оба они атеисты, и трудно удержаться от того, чтобы не назвать их авторами мрачными, хотя они иногда пытались сделать вид, что это не так (экзистенциализм это гуманизм, а Сизифа надо назвать счастливым). Сартр — автор книги «Бытие и ничто» и прекрасных литературных произведений. Он был согласен с Хайдеггером, но при этом, можно сказать, не верил в положительный пафос подлинности. Он прекрасен в описании неподлинности, например, самообмана. Он рисует официанта, который во всем похож на официанта, сам себя принимает за официанта, всем своим видом показывает, что он исключительно официант.

«Рассмотрим вот этого официанта кафе. Его движение — живое и твердое, немного слишком точное, немного слишком быстрое; он подходит к посетителям шагом немного слишком живым, он наклоняется немного слишком услужливо, его голос, его глаза выражают интерес слишком внимательный к заказу клиента; наконец, это напоминает попытку имитации в своем действии непреклонной строгости неизвестно какого автомата и в том, как он несет поднос со смелостью канатоходца и как ставит его в постоянно неустойчивое равновесие, постоянно нарушаемое и восстанавливаемое легким движением руки и локтя. Все его поведение нам кажется игрой. Он старается координировать свои движения, как если бы они были механизмами, связанными друг с другом; даже его мимика и его голос кажутся механическими; он показывает безжалостную быстроту и проворство вещей. Он играет, он забавляется. Но в кого, однако, он играет? Не нужно долго наблюдать, чтобы сделать об этом вывод: он играет в бытие официанта в кафе.»[37]

Казалось бы, если официант считает себя официантом, то где здесь самообман? Однако Сартр говорит: этот человек именно ошибочно принял себя за официанта, он забыл, что он прежде всего человек. Он отказался от целого спектра возможностей, он не свободен, а играет роль. Это отказ от свободы, бегство от нее, потому что свобода трудна. Бегство от свободы, от связанных с ней выборов и ответственности — это излюбленная тема экзистенциалистов.