Парадигмы субъектности

…чтобы понять реальное функционирование интеллекта, следует… дать анализ с позиций самого действия: только тогда предстанет в полном свете роль такого интериоризованного действия, каким является операция. И благодаря самому этому факту будет твердо установлена преемственность, связывающая операцию с подлинным действием — источником и средой интеллекта. Эта перспектива наиболее ясно вырисовывается при анализе языка такого типа, как математический язык, все еще остающийся языком, но языком чисто интеллектуальным, максимально четким и чуждым обманчивости образа. В любом выражении, например, таком, как «х² + у = z — u», каждый термин обозначает в конечном счете действие: знак «=» выражает возможность замены, знак «+» — объединение, знак «-» — разделение; квадрат «х²» — действие, состоящее в том, что х берется х раз, а каждая из величин «и, у, z» — действие воспроизведения единицы некоторое число раз. Каждый из этих символов относится таким образом, к действию, которое могло бы быть реальным, но в отношении которого математический язык ограничивается тем, что выражает его абстрактно в форме интериоризованных действий, т. е. операции мышления[54].

Наибольшую трудность в рамках деятельностного подхода, на мой взгляд, представляет проблема автономии мышления, которую рассматривает, в частности, Щедровицкий. Если считать мышление неким управляющим действием, обслуживающим общую деятельность, то мышление не имеет автономии, что согласуется с общим пафосом деятельностного подхода. Однако иногда (например, в деятельности теоретика) мышление целесообразно рассматривать как автономный вид деятельности, выявляя в нем собственные управляющие структуры, собственные средства, цели, этапы и т. п. Этой цели служит понятие «мыследеятельность», введенное Щедровицким. Мышление в таком случае перестает обслуживать внешнюю деятельность организма, оно становится самостоятельным, что в корне подрывает основную идею первоначального подхода — ведь исходно предполагалось, что мышление несамостоятельно, оно порождается внешними причинами. Самостоятельность мышления в теории мыследеятельности в конечном итоге логически приводит к дуализму, практически восстанавливая картезианскую парадигму.

Если реальный мир общественной жизни есть мир деятельности (действия), коммуникации и мышления, то мыследеятельность (МД) есть такое устройство этого мира, в котором мышление, аутентично существующее в верхнем слое «чистого мышления», фактически господствует над «слоями» коммуникации и воспроизводства актов действия. Коммуникация, «принимая» или легитимируя на своем уровне власть мышления, выступает как «мысль-коммуникация», а деятельность — как «мыследействие»; иначе говоря, только в такой форме действие и коммуникация могут присутствовать в мироустройстве МД. За счет этого же они получают свою специфическую действительность, в которую может проецироваться содержание других уровней (слоев), обеспечивая основание для автономизации данного слоя в «редуцированную систему МД»[55].

Против деятельностного подхода: А. Гелен