Парадигмы субъектности

Что означает для субъекта этот регион потенциальности, все более разбухающий по мере созревания его мышления? Прежде всего это означает, что субъект существует не только в мире наличного, не только в мире здесь-и-сейчас. Этот регион потенциальности может показаться некоей надстройкой над базисом непосредственных объектов, но его роль гораздо глубже. Он разрушает непосредственность. Невозможно оставаться в непосредственной связи с наличным, если ты причастен потенциальному региону. Он одаривает субъекта собственным несуществованием, причем это одаривание несуществованием значительно важнее, чем одаривание существованием (также имеющее место, разумеется). Когда мы говорим, что регион потенциальности одаривает существованием, мы имеем в виду, что субъект имеет речь и прочие знаки, он владеет царством означающих. Когда мы говорим, что регион потенциальности одаривает несуществованием, мы имеем в виду (примерно то же, что имел в виду Сартр под «ничто»), что субъект выламывается, вырывается из царства наличного, он делается свободен и независим от наличного здесь-и-сейчас. Аутичные дети, которые не выходят на уровень потенциальности, находятся в мире наличного, в мире здесь-и-сейчас.

Наконец, нужно сказать несколько слов о речи. Она прямого отношения к формированию интенциональности не имеет, однако ясно, что благодаря речи субъект поднимается на новую ступень знакомства с миром и овладения им. Речь членит мир на объекты, которые становятся интенциональными предметами. Согласно представлению, которое сейчас господствует в философии, речью субъект овладевает до того, как научится сам членить мир. В знании субъекта о мире речь первична, собственное понимание вторично. Речь ориентирует субъекта, она направляет это понимание. Возможно, в абсолютном смысле это слишком сильное утверждение, но конечно же было бы неправильно сомневаться в огромном воздействии, которое оказывает на нас речь.

Э. Левинас о смыслополагании и Другом

Единственный философ, у которого я нашла идею, что смыслополагание является триадическим актом — Э. Левинас. Вот что он пишет:

Другой, означающий, проявляет себя в слове, говоря о мире, а не о себе; он проявляет себя, предлагая мир, тематизируя его[130].

Мир тематизируется, то есть становится именно интенциональным объектом, когда мы входим в общение с Другим. Левинас не пишет о становлении интенциональности, он рассматривает интенциональные акты взрослого человека:

Мир дается нам в языке другого, его приносят предложения. Иной — вот основа феномена. Феномен не выводится из Иного: мы не обретаем его, восходя от знака, каковым является вещь, к собеседнику, посылающему этот знак путем, аналогичным тому, который ведет нас от видимости к вещи в себе. Ведь дедукция — это способ мышления, который применяется к уже данным объектам. Собеседник не может быть выведен с помощью дедукции…[131]

Другой у него — это и любой Другой, и в особенности учитель:

Объект предстает перед нами с появлением собеседника. Учитель — в нем совпадают обучение и обучающий — в свою очередь не просто факт. Настоящее, в котором является обучающий учитель, преодолевает хаотичность факта[132].

Иметь смысл значит научать чему-то или самому научаться, говорить или иметь возможность быть высказанным[133].

Сам Другой, собеседник не является для нас интенциональным предметом. Пребывание «лицом к лицу» с Другим — это событие до появления интенциональности: