Парадокс Апостола

Живот предательски выпирал после вчерашней бабушкиной питы, которую та тайком подсунула ей после ужина. Есть на ночь категорически запрещалось. Раз в неделю их ставили на весы, и любые отклонения от балетной нормы приравнивались к административному нарушению. За лишний вес, как и за прогулы, из святая святых отчисляли, не задумываясь, ученики этого элитного заведения, поставлявшего кадры для Национальной оперы Греции, обязаны были соответствовать статусу лучшей балетной школы страны. Конкурс в Академию искусств имени Марьяниной был огромен, а вылететь оттуда не составляло труда. Из набранных в подготовительный класс сорока учениц в хореографическое училище этим летом имели шанс перейти в лучшем случае двадцать.

И Оливия просто обязана была оказаться в их числе.

— Кадетский корпус, а не балетная школа, — ворчала София, гремя кастрюлями на кухне. — Куда заведет вас это самоистязание?

— Может, в Нью-Йорк, а может, в Лондон, — лукаво улыбалась Анна, разминая новые пуанты не по-женски сильными пальцами.

План звучал амбициозно, но имел под собой все основания. Несколько выпускниц школы Софии Марьяниной — русской иммигрантки, еще в пятидесятые годы учившейся в Афинах у знаменитого балетмейстера Адама Блохина, — недавно стали призерами престижного Prix de Danse и обосновались во французской столице. Но до этого Оливии предстояло пройти еще очень длинный путь, вычеркнув из жизни все, что не связано с искусством.

Хватит ли характера?

Покажет время.

У нее прекрасные физические данные: выворотность, гибкость, прыжок и, главное, она живет мечтой о сцене! Привыкшая терпеть и трудиться с раннего детства, Оливия легко справлялась с большинством дисциплин, со всеми, кроме проклятой классики. Классику вела мама, и каждый раз, когда она входила в класс и начинала выстукивать ритм жесткими ладонями, щедро раздавая словесные тычки и подзатыльники, Оливия сжималась в комок, чувствуя, что ей ни за что не дотянуть до заданной планки. Мать бывала безжалостна, скупа на похвалы и как будто бы не замечала ее терзаний.

— Резко отрываем ногу от пола на сорок пять градусов, выше, выше, Оливия, спустя рукава работаешь!

Оливия, ощетинившись, смотрела то на свое искаженное лицо в панорамном зеркале, то на висящие в углу часы. Ей казалось, урок никогда не закончится, и она так и будет гореть на медленном огне собственного несовершенства.

* * *

— А вы как себе это видите, восторженная моя? До выпускных экзаменов осталось два месяца, и вы хотите еще успеть поставить программу для благотворительного мероприятия? У нас нет таких ресурсов!

Ректор Академии шмякнул ярким проспектом об стол, вложив в этот жест все свое возмущение. Сомкнув ладони за спиной, он принялся бродить из угла в угол, откровенно негодуя. Анна сказала:

— Господин Каравелис, я понимаю всю абсурдность ситуации… Но Академия — соучредитель благотворительного фонда, и мы не можем проигнорировать эту просьбу об участии!

— Да все мне ясно — имидж, обязательства, последствия… Ты мне лучше скажи, когда ты программу готовить собираешься? По ночам?

— У нас есть экзаменационная постановка второкурсников — сюита из «Миллионов Арлекина». Она практически готова, там последние штрихи остались…

— Опять все ставки на Элитиса делаешь? Ох, смотри, Анна, я его насквозь вижу, в этом идеальном теле живет вялый и инертный дух. Такие люди не терпят поражений, а их ему предстоит еще с лихвой черпнуть. Чуть что не так пойдет — проблем с этим парнем не оберешься!

— Я за него головой отвечаю, господин Каравелис, — Анна мягко улыбнулась, зная, что ректор к ней неравнодушен и сейчас самое время пустить в ход артиллерию собственного обаяния.

— Поступай, как знаешь, — бросил он, резанув взглядом исподлобья. — Твой курс, твой солист, твои аплодисменты. Только если ты нас на таком мероприятии опозоришь, пеняй на себя, Илиади, защищать тебя не стану, в наикратчайший срок «расстанемся друзьями».

Анна кивнула, вздернув уголки губ, словно восприняла эти слова как шутку, хотя и понимала, что шутки в них — лишь малая доля.

Благотворительный вечер в центральном концерт-холле «Мегарон», куда была приглашена вся культурно-политическая элита Греции, оказался событием и вправду незаурядным. Активная поддержка благотворительности служила рычагом предвыборной программы социалистического движения, которое пыталось отвоевать утерянную власть. К освещению этого действа привлекались все средства массовой информации, а значит, Академия просто не могла себе позволить выглядеть непрофессионально.

Холл многоэтажной стеклянной пирамиды «Мегарона» в этот вечер напоминал афинский стадион в день открытия Олимпийских игр. Плотная река официально одетых мужчин и полуобнаженных женщин сверкала сапфировыми стеклами часов и каратами ювелирных украшений, распадаясь на ручейки и подводные течения на входе в главный зал.

Вечер начался с двухчасового гала-концерта, который плавно перешел в благотворительную выставку-аукцион театрального костюма и эскизов Национальной оперы Греции.