Парадокс Апостола

— Мог бы, — согласился с ней Родион, — но дело в том, что я сторонник медленной, если можно так выразиться, журналистики. Не люблю спешить. Понимаете, работа с источниками в рамках дела занимает не меньше года. Ни одно издание не сможет предоставить мне столько времени: все гонятся за сенсацией, часто используют совершенно непроверенную информацию… Меня же интересуют доказанные факты. Кроме того, самостоятельная публикация книг позволяет сохранить непредвзятость — ведь за мой труд платят читатели, а не акционеры и рекламодатели, и платят они щедро. Моя первая документальная книга, вышедшая тринадцать лет назад, разошлась тиражом в двести тысяч экземпляров. Сейчас же я зарабатываю достаточно, чтобы профинансировать расследование любой сложности и в любой точке мира.

— Хм, ну что ж, вы нашли очень удачную бизнес-модель, — скептически скривилась ведущая, чувствуя, что собеседник от нее ускользает. Ей не удавалось зацепить его за живое, он вел себя спокойно и сдержанно.

— Говорят, вы индивидуалист и любите работать один. Это свойство вашего характера или же проявление профессионального снобизма? — поинтересовалась она, пытаясь вывести его из равновесия.

— Это необходимость. Моя деятельность сопряжена с очень высоким риском. Кроме того, я работаю по старинке, а это не всякого устроит: вместо того, чтобы сидеть перед экраном компьютера, нужно с утра до ночи ездить, рыться в архивах, встречаться с людьми. Интернету в вопросах сбора информации я не доверяю, там слишком много ложных данных. Да и мобильной связью не злоупотребляю. Когда все это появилось, проблема защиты источников, — голос его неожиданно дрогнул, — стала еще острее… Но напоследок хочется вас удивить: иногда я все же приглашаю в соавторство некоторых своих коллег — тех, с кем у меня установились доверительные отношения. В этом есть свои преимущества: работа в паре помогает воздержаться от поспешных решений и избавиться от некоторых… ммм… навязчивых идей.

— Кстати, об идеях и темах ваших книг: где вы их берете? — спросила Соня. — Вам сливают компромат и на его основе вы создаете свои шедевры?

— Так называемые инициаторы ко мне обращаются довольно часто. Но я разговариваю только с теми из них, кто может объяснить мне свой мотив и происхождение предоставляемых сведений. Удивительно, но на это готовы пойти немногие. Главную же роль при выборе темы всегда играет интуиция. Большинство моих расследований вырастало из повседневности, у которой неожиданно обнаруживались некие скрытые стороны…

— Поговорим тогда о скрытых сторонах: в интервью вы никогда не касаетесь личной жизни. У вас не остается на нее времени или… — тут она была вынуждена прерваться, потому что в комнате неожиданно запахло горелой проводкой.

В углу зажглась тревожная лампочка, и звукооператор поспешно запустил блок рекламы, чтобы успеть разобраться с этим форс-мажором.

Равнодушно наблюдая за суетой в студии, Родион прокручивал в голове приемлемые варианты ответов.

Ну, что «личная жизнь»…

Была у него когда-то жена — женщина с вечным упреком во взгляде, которая сначала ждала его дома с ужинами и разговорами, потом наказывала его показным отчуждением, затем рыдала в подушку и наконец ушла. Ее отсутствие он заметил не сразу. Как-то в банке закончился молотый кофе, и он позвал было жену ласковым именем, а когда ему ответила тишина, вдруг вспомнил, что уже давно живет один…

Но это все не для эфира.

Когда красный сигнал на мониторе сменился на зеленый, ведущая повторила свой вопрос.

— Итак, вернемся к нашему разговору: есть ли у расследователя время на личную жизнь?

— Вы очень проницательны, Соня, — улыбнулся он обезоруживающе, — времени действительно не хватает… Но не столько на личную жизнь, сколько на пустые разговоры о ней.

* * *

Лувр в экстренном режиме эвакуировал свои экспонаты. К середине июня вода в Сене поднялась до рекордной отметки в шесть с половиной метров, а значит, в любой момент все нижние этажи хранилища могли пострадать от наводнения. Примеру Лувра последовали другие музеи и галереи, чьи здания были расположены у реки.

На мостах толпились туристы, которые пытались зафиксировать каждый шаг своего триумфального продвижения по бедствующему городу.

Родион только что закончил обсуждение деталей вводного курса по истории журналистики, который ему предстояло читать в Новой Сорбонне с сентября, и пробирался пешком к дому: часть станций метро оказалась перекрыта из-за риска затопления, значит, несмотря на лужи, нужно было идти на своих двоих.

Такой весны в Париже он, пожалуй, и не помнил.

Дожди лили, не прекращаясь, с января, делая жизнь попросту невыносимой.

Бульвар Сен-Мишель, набережная Конти, набережная Вольтер, наконец, мост Каррузель — оттуда уже рукой подать до его берлоги…