Парадокс Гретхен

В томительной и изматывающей душу неизвестности прошли для Аси следующие две недели. Пашка так и не позвонил ни разу – ни ей, ни Свете. И Маргошка тоже не торопилась сообщать родителям о своем местонахождении. Ася звонила Татьяне практически каждый вечер, слушала ее прерывающийся, сиплый от случившейся сильной ангины голос и все больше проваливалась в свое материнское отчаяние. А однажды, когда Татьянино сипение совсем уж поплыло в трубке вязкими и размытыми, невнятными от высокой температуры фразами, подхватилась и побежала к ней домой, ругая себя на чем свет стоит – человек практически в бреду лежит, а она даже и навестить не догадается…

Звонила Ася в ее дверь долго. А когда Татьяна, провозившись порядочно с замками, наконец открыла ей, то Ася тут же схватилась рукой за сердце – женщину было просто не узнать. Больная, неопрятно всклокоченная огромная старуха стояла перед ней, зябко кутаясь в отвороты халата и сотрясаясь крупной дрожью. Глаза ее в обрамлении темных кругов лихорадочно блестели, как это бывает обычно при высокой температуре. Посмотрев на Асю долгим размытым взглядом, будто не узнавая, Татьяна повернулась, пошла в комнату и легла на диван, поджав под себя руки и подтянув коленки к подбородку. Почему-то напомнила она Асе огромную больную птицу, пристреленную непутевыми охотниками и оставленную умирать в одиночестве…

– Тань, у тебя же в холодильнике совсем пусто! Давай я в магазин схожу! А может, тебе пока чаю сделать? Ой, да у тебя даже и чая нет! Господи! Что же это такое… А ты лечишься чем, Тань? Лекарства у тебя где?

– Да ничего не надо, Ась… – хрипло проговорила Татьяна, не открывая глаз. – Ничего не хочу… Я умереть хочу…

– Что, совсем рехнулась, что ли? Умирать она собралась – здрассте-нате! Мы еще детей своих не разыскали, между прочим! Вот когда разыщем, тогда и умирай себе на здоровье, сколько захочется! Говори давай, что купить! Тебя же кормить срочно надо…

– Ой, правда, Ась, ничего не хочу. Плохо мне.

– Жар у тебя, да? Голова болит? Горло?

– Нет. У меня душа болит. Очень, очень сильно болит…

– Ну, знаешь! У меня, между прочим, тоже душа страдает! Только я, в отличие от тебя, пока Пашку своего не разыщу да прощения у него не выпрошу, уж точно умирать не стану! И тебе не советую! Ишь, умирать она собралась…

Ася молнией слетала в магазин и аптеку, накупила кучу всяких таблеток и положенных при такой сильной ангине прочих лекарственных средств, заставила Татьяну чуть ли не силой выпить крепкий куриный бульон, потом принялась за уборку в квартире. Татьяна следила за ее действиями из-под опущенных ресниц, потом, с трудом усевшись на диване и откинувшись на подложенную под спину большую подушку, тихо проговорила:

– Ась… А может, нам их через милицию поискать? А что? Напишем заявление: пропали, мол, дети, ушли из дома…

– А возьмут заявление? Они ж вроде и не дети уже!

– Обязаны взять. Ты сходи в милицию, Ась. Пусть их найдут…

– Ой, не знаю… Боюсь, Пашка на меня опять рассердится за это заявление…

– Зато знать будем, что живы. Подумаешь – рассердится! Сам виноват! Нет чтоб матери позвонить… Так сходишь?

– Ладно. Завтра видно будет…

Насчет обращения в милицию Ася очень сильно сомневалась. И еще – она просто боялась туда идти. Давало о себе знать выработанное телевизионными и книжными страшилками представление о милиции как о сплошном скопище «оборотней в погонах». А вдруг по ее заявлению эти самые оборотни поймают ее Пашку и закуют в кандалы-наручники? А вдруг они ему больно сделают? Но предпринять что-то все равно было необходимо, и ей очень уж хотелось сделать это как можно скорее. Потому что метаться в беспокойных, тщетных ожиданиях не оставалось уже никакого материнского терпения… Не выдержав, Ася и пошла на следующий же день за советом к Коту. И не за советом даже, а за конкретной помощью. В конце концов, отец он своей Маргошке или кто?

– Кот, ты должен сходить со мной в милицию! – огорошила она его с порога. – Собирайся, и пошли!

– Ты что, Анастасия? С глузду съехала? Неужель того маньяка из подворотни разыскать решила? Чего-то ты поздновато зажглась…

– Я серьезно, Кот! Уже сколько времени ни от Пашки, ни от Маргошки твоей ни слуху ни духу! Их надо искать, Кот! А вдруг с ними случилось что-то?

– Господи, да ничего с ними не случилось, не нагнетай.

– А почему тогда не звонят?

– А потому, что молодые! Зелень-глупость-легкомыслие еще не прожевали до конца, вот почему! Сама-то какая была в их возрасте, не помнишь, что ли?

– Ну да, ну да… А все равно давай сходим, Котик! Ну, пожалуйста! Я тебя очень прошу! Я боюсь одна… И Татьяна, как назло, совсем свалилась…

– Куда свалилась? – испуганно и тревожно-незащищенно спросил Кот. Даже голос его враз осел и получился писк на высокой бабьей ноте, отчего мужчина досадливо крякнул и переспросил уже спокойнее: – Как это – свалилась? Заболела, что ли?

– Ну да… И, знаешь, так сильно – температура под сорок третий день держится! Я вчера забегала к ней – испугалась даже. Бледная, всклокоченная, в лихорадке вся, глаза болью горят…

– Ну, а «Скорую» ты вызывала?