Парадокс Гретхен

Ася даже поежилась, как от холода, – так вдруг болезненно ощутила свое одиночество. Раньше оно вроде и не напоминало о себе совсем, сидело и сидело где-то в ней потихоньку, а тут вдруг кольнуло остро. С чего бы это? Она же свою судьбу давно раз и навсегда определила: решила после мужниной гибели, что проживет остаток жизни одна, сохраняя до конца вдовью ему верность, и полностью посвятит себя детям, всю без остатка, до самой последней капельки. И вдруг надо же – чужой любви позавидовала. Тоже захотелось, чтоб на нее вот так же кто-нибудь смотрел…

А дома она отчего-то принялась рассматривать себя в зеркале. Долго и внимательно себя разглядывала. И обнаружила с удивлением – лицо ее изменилось. На нее из зеркала смотрел уже не грустный и прибитый, выброшенный на улицу злыми хозяевами спаниель, а – пусть и не молодая, пусть и не без морщинок коварных – все-таки женщина. Пусть одинокая и страдающая, но – женщина же! Именно женщина, а не маленькая собачка, которая до старости все щенок и щенок…

16

– Ась, ну прекрати реветь, ну чего ты… Они все, все в этом возрасте такие! Позвонит твой сын, никуда не денется!

Ася сидела в большом кожаном кресле в укромном уголке Катерининого кабинета, отгороженном от деловой зоны раздвижной перегородкой, и рыдала уже, наверное, минут сорок – опять ее прорвало не к месту и не ко времени. Катерина участливо сидела напротив, по-бабьи скрестив руки на груди и покачиваясь корпусом взад-вперед. Сочувствие свое проявляла. Они вообще как-то сблизились, подружились за последнее время, то есть начали ни с того ни с сего откровенно делиться своими личными проблемами и чувствами, чем обычно с коллегами по работе не делятся, а, наоборот, прячут это старательно внутри себя, от чужого, нездорового любопытства оберегая. А их вдруг потянуло друг к другу – и Асю, и Катерину…

– Ты думаешь, Ась, мне легче, что ли? Да меня вообще мужик бросил! Вот это трагедия так трагедия, если разобраться! Даже и опомниться не успела толком, а уже вот оно – живи, Катерина, как хочешь. Двадцать лет прожила с ним как у Христа за пазухой, и нате вам с кисточкой… Да я и работать-то толком не умею! Мне вообще вся эта хренотень рекламная, между прочим, до лампочки! И неинтересно совсем. Только на хлеб все равно теперь чем-то зарабатывать надо… Знаешь, как я злилась, когда сюда первый раз шла? Думала: уволю сейчас всех до одного к чертовой матери!

– Ну да, мы так и поняли… – всхлипнув, улыбнулась ей Ася. – И чего не уволила?

– А ты знаешь, дети помогли… Так вдруг по башке ударили, что всю меня в одночасье переломало. Вот я и одумалась быстренько – люди-то тут при чем? Никто ж не виноват в том, что меня муж оставил…

– А они что, дети твои, это все тебе объясняли, да? Как они тебя по башке-то ударили? Не в прямом же смысле…

– Ну, не в прямом, конечно. Но и не объясняли ничего. Потому что бесполезно это. Никто и никогда, Ась, детей своих не слышит и не слушает! Мы же их всю жизнь при себе за несмышленышей держим. Попробовали бы они вообще об этом со мной в то время заговорить…

– А как тогда?

– А так. Они протест мне объявили. Взяли и к отцу в Питер жить уехали. После моей очередной истерики и слиняли, только записку коротенькую оставили. Рядом со счастливым родителем, написали, жить лучше. Ну, я, как полагается, взбрыкнула, предателями их обозвала, всяческие нехорошие ярлыки на них прилепила – на гнев изошла, в общем. А потом меня вдруг по голове и ударило – чего это я… Они же родителей одинаково любят! И кто сказал, что дети обязаны терпеть капризы и выходки моего ущемленного самолюбия? Уязвленное самолюбие рождает глупые, взбалмошные капризы, которые летят в них тяжелыми булыжниками – да на фига им эти булыжники сдались-то вообще?

– Нет, погоди, Кать… А как же поддержка в беде? А как же плечо подставить? Ты же им мать все-таки! Нет, Кать, ты тут не права…

– Так то – в беде! А у меня какая такая беда? И как можно бабскому ущемленному самолюбию плечо подставить, скажи? Его, это самолюбие, тянет и тянет разряжаться гадкими, отвратительными эмоциями, а этим самым плечом его только еще больше унизить можно, и все! Хотя мне тогда так, конечно же, не казалось. Хотелось, естественно, и любви, и поддержки, и плеча этого… Но нельзя требовать от кого-то любовь и поддержку. Это такие вещи, понимаешь ли, которые насильно не получишь. И даже от детей… А чтобы дети ко мне вернуться захотели, надо было просто взять и снова стать счастливой…

– И что – стала?

– Ага!

– А как?