"Поведение и описание связаны между собой примерно так, как связаны круговое движение автомобильного колеса и его линейная проекция, которая, будучи начерчена на карте, показывает проделываемый путь. Поведение – это всегда контролируемый циркулярный процесс (с обратными связями) коммуникации между центральными и периферическими механизмами, в котором постоянный приток информации с периферии не менее важен, чем прочие элементы кругового процесса" (Shands, 1971, р.34).
Это вполне согласуется с тем, что продемонстрировал Пиаже в своих исследованиях эпигенетической эволюции человеческого существа: "Способность производить конкретные операции предшествует способности производить формальные операции; способность "центрировать" перцептивные процессы предшествует способности к их "де-центрации", то есть способности выполнять абстрактные операции. Таким образом, фаза конкретных операций необходимо предшествует фазе формальных операций. Иными словами, чтобы прийти к дискретному коду, необходима предварительная адаптация на уровне аналогового описания. Однако после того, как индивид достигает уровня формальных операций, эти два процесса, аналоговый и дискретный, сливаются воедино и не могут быть разделены иначе как искусственными лингвистическими методами" [цит. по: Shands, 1971, р. 34].
Семейный ритуал, особенно на уровне действия, ближе к аналоговому коду, чем к дискретному. Доминирующий аналоговый компонент по своей природе в большей степени, чем слова, способен объединить людей в мощном коллективном переживании, внести определенную идею в психику каждого. Можно вспомнить о широком использовании ритуалов в обучении и психическом программировании масс в новом Китае. Ритуалы значительно более эффективны для внедрения, например, базовой идеи единства, кооперации и взаимопомощи ради общего блага, чем лозунги, популярные эпитеты и стереотипная фразеология, от которых индивид может защититься. Любой ритуал начинает действовать (превращая знак в сигнал, а сигнал – в носителя нормы) благодаря своей нормативной функции, присутствующей в любом коллективном действии, когда поведение всех участников служит одной общей цели.
Таким образом, мы можем заключить, что предписание ритуала позволило нам не только избежать вербального комментирования норм, в данный момент поддерживающих семейную игру, но и внести в систему ритуализованное предписание новой игры, нормы которой замещают старые.
Терапевтам всегда стоит больших усилий изобрести ритуал – сначала усилий наблюдения, затем творческих усилий, поскольку не может быть и речи, чтобы ритуал, доказавший свою эффективность в одной семье, оказался эффективным и в другой. Он должен быть единственным в своем роде для каждой семьи, так же как конкретные правила (и, следовательно, конкретная игра) специфичны для каждой семьи в данный момент ее жизненного процесса, включающего, разумеется, и терапевтическую ситуацию. В заключение мы хотим указать на то, что предписание семейных ритуалов оказалось чрезвычайно эффективным приемом и при терапии семей, демонстрирующих взаимодействия, отличные от шизофренических.
Глава 10. Сиблинги: соперник превращается в спасителя
В этой главе мы опишем тип терапевтического вмешательства, имевшего особую эффективность в семьях с несколькими детьми (сиблингами), где один из детей является идентифицированным пациентом.