Парадокс и контрпарадокс. Новая модель терапии семьи, вовлеченной в шизофреническое взаимодействие

Иоланта вырвала из текста слово "связана", проигнорировав его смысл по отношению к Луиджи и Бруно. Ее удивительным образом "отбросило назад" – на целых два поколения! Таким путем ей удалось исключить из обсуждаемого взаимодействия и сына, и мужа: как могли они связать ее, если она уже связана другими? Более того, Луиджи – на самом деле не Луиджи, а ее мать, точнее, ему следовало бы быть тем, кем ее мать никогда для нее не была. Будь он способен выполнить эту роль (что она считала невозможным), она бы поглотила его. Что до Бруно, то в отношениях с ним Иоланты на самом деле нет, потому что когда она с Бруно, она в действительности с Карло, своим младшим братом. В настоящем у Иоланты есть единственная великая любовь – к женщине-терапевту доктору Сельвини, которая, увы, лишь улыбается Иоланте в конце каждого сеанса; доктор Босколо (мужчина-терапевт) – не более чем тень. (Кто знает, не стал бы он плотью и кровью, если бы терапия продолжилась? Но пока пусть остается в резерве, готовясь к неизбежной битве. У него еще есть некоторая надежда проявить себя.)

Посредством этого великолепного заключительного маневра Иоланта смогла сообщить всей группе (сообщение транслировалось на различных уровнях и с различными целями, одной из которых было, несомненно, желание вызвать раскол среди терапевтов) о своем желании продолжать игру. Терапевты, со своей стороны, благодаря этому смогли непосредственно на себе испытать притяжение шизофренической игры, очарование которой бывает таким манящим.

Что же касается Луиджи, то он выделил из контекста слово "слабый", лишив его таким образом исходного значения. Он полностью проигнорировал в письме ссылку на его желание "связать" Иоланту, так же как и на его тайную коалицию с Бруно. По поводу чувств к терапевтам он мог только сказать, что у него нет враждебных чувств.

Так ему удалось дисквалифицировать содержание письма, характеризующее его взаимоотношения с женой и сыном, и избежать какого-либо определения отношений с терапевтами. Более того, своим строгим надзором за поведением Бруно в течение сеанса он выразил отрицание коалиции с ребенком, о которой упоминалось в письме.

Таким образом, мы видим, что главным стилем коммуникации в этой семье было непризнание себя и другого во взаимоотношениях. В поведении Иоланты это выступает особенно явственно. Она действительно отсутствует во взаимоотношениях как с сыном, так и с мужем. Она пребывает со своей родительской семьей, когда страдает, и с доктором Сельвини, когда любит и надеется.

У Луиджи непризнание себя в отношениях с женой и сыном выражается менее драматично и, возможно, менее причудливо, но присутствует в столь же явной форме. Он не воспользовался маневром Иоланты, помещающим между мужем и женой ненавистных (ее родителей и брата) или любимых (доктор Сельвини) людей, благодаря чему она смогла ничего не сообщить о том, ненавидит она мужа или любит его, а также ожидает ли она от него какого-либо конкретного заявления. Луиджи не реагировал на этот маневр, поскольку он и так отлично работал на него. (Как если бы Иоланта сказала: "Теперь между нами появился новый человек, доктор Сельвини. Она, может быть, еще разочарует меня, но ты – ни в коем случае, так как мне от тебя ничего не нужно, по крайней мере– ничего невозможного".)

Луиджи, со своей стороны, заявил, что принимает данное терапевтами определение его характера: слабовольный. Но это принятие – не что иное, как дисквалификация, поскольку в письме Луиджи не назван слабовольным, а охарактеризован как человек, которого сын Считает таковым в его взаимоотношениях с женой. Более того, Луиджи дисквалифицировал и саму эту дисквалификацию – своей манерой поведения, тоном голоса, жестами, пожиманием плечами. Он признал, что тревожился, но объяснил это внезапной сильнейшей реакцией Иоланты на ее детские воспоминания. Таким образом, Луиджи уж точно не существует в отношениях с кем-либо, даже с терапевтами, по отношению к которым он отказался выразить какие-либо чувства. Понаблюдав это все, терапевты решили оказать воздействие, направленное на центральную проблему, – невозможность для супружеской пары определить свои взаимоотношения. Нам было необходимо найти терапевтический парадокс. Мы решили дать супругам письменное предписание, в котором их отношениям было бы дано четкое и одинаковое для обоих определение, помещающее их на один уровень. Их отношения должны были быть определены в нашем предписании как отношения любви, которые, будучи сверхсильными для партнера, вызывали у него отрицание или непризнание. Поскольку непризнание являлось главным оружием обоих супругов, именно его и следовало предписать им, позаботившись о том, чтобы ему был придан определенно позитивный смысл.

Сеанс закончился следующим образом. Решив, что завершать сеанс и давать предписание будет доктор Сельвини, терапевты вернулись в приемную комнату.