Парадокс любви

Художник старался ничем не выдать своего ликования. Он-то думал, что придется еще повозиться, приложить некоторые усилия, чтобы добиться от Милы желанного признания. Предполагал, что для достижения результата понадобится где-то еще неделя. Даже приготовил в подарок нижнее белье из магазина «Золотая стрекоза». А все свершилось сегодня! Художник был собой очень доволен. Все-таки он — мачо! Одержанную победу надо отпраздновать! Очередную победу…

Удивительно и необъяснимо, но почти в тот же миг, как только Мила произнесла эти слова, Художник стал нравиться ей гораздо меньше, чем минуту назад. Она его почти разлюбила, не успев как следует полюбить.

* * *

— Мила, сегодня у нас особенный вечер. Все будет красиво и изысканно. Такой повод! Я покажу тебе свои богатства. Все, чем я дорожу. Я ведь — коллекционер. У меня богатая коллекция вин, ликеров, крепких напитков. Про чаи ты уже знаешь. И еще — сигары. Пойдем. Сеанс живописи закончен. — Он помог Миле встать с высокого табурета. Привлек ее к себе и нежно поцеловал.

«Ну что ж, пойдем. Посмотрим», — подумала ошарашенная собственным признанием Мила. В этой комнате она еще ни разу не была. Дверь в нее всегда закрыта. А Мила не привыкла заглядывать в замочную скважину. Художник ввел ее в комнату, как в святая святых. Как будто посвящал в великое таинство. У него был такой торжественный вид.

Художник священнодействовал. Он подвел Милу к красивому шкафу. Было понятно, что шкаф дорогой, выполнен из массива дерева. Мила, глянув дизайнерским глазом, подумала: «Из средиземноморского дуба, наверное». Через стекла дверец были видны бутылки.

— Этот винный шкаф я приобрел недавно. Последнее слово техники. Он охлаждает бутылки не за счет работы компрессора, а за счет того, что через множество полупроводниковых соединений проводится ток. Как-то так получается, что при этом они охлаждаются. Кажется, в магазине это назвали эффектом Пельтье. Если я ни чего не путаю. Совершенно отсутствует вибрация, которая вредна для старого вина. В шкафу поддерживается постоянная температура и влажность…

«Заливается соловьем. Никогда не понимала при чем здесь влажность? Вино ведь в стеклянных бутылках», — подумала Мила.

— …бутылки размещаются по принципу «свободный доступ». Я могу достать любую, не затронув соседние. И полностью видеть этикетку, даже не извлекая бутылку…

«Разве нужно уделять столько внимания какому-то вину, пусть даже старому, если рядом родные живые люди. Это о них надо беспокоиться: не жарко ли, не холодно… Влажность опять-таки… А что бутылка? Бутылка и есть!»

— …четырехслойный (!), — Художник произнес это с большим значением, даже поднял вверх указательный палец, — стеклопакет надежно защищает от ультрафиолетовых лучей. Постоянная естественная вентиляция… Здесь по всему периметру восьмисантиметровый (!), — снова палец вверх, — изоляционный пакет. Он позволяет хранить вина в полной тишине!!! «Больной человек!»

— …Я выложил за него…евро! — гордо закончил Художник свой эмоциональный рассказ. Который, очевидно, по его мнению, должен был Милу поразить до глубины души.

«Какой он, оказывается, хвастун. Хвост распустил… Павлин! Тратит деньги не понятно на что…» Теперь, когда у нее так резко изменилось отношение к Художнику, его недостатки стали видны Миле будто под увеличительным стеклом.

Художник ожидал от Милы возгласов удивления и слов восхищения, но Мила сказала только: «Красивый шкафчик». И небрежно похлопала по нему.

Художник едва удержался. Себе он никогда не позволял обращаться со шкафом столь бесцеремонно и оставлять на нем отпечатки пальцев. Брался исключительно за ручки. Всегда тщательно проверял качество уборки. И уже не раз делал своей домработнице замечания.

— А это — мой хьюмидор…

Художник произнес это слово звучно, с выражением. Думал, что сразит Милу красивым экзотическим словом. Но не на ту напал. Мила прекрасно знала, что так называется хитроумный деревянный ящичек для хранения сигар. Ящичек, ящик. Комод. В зависимости от количества хранящихся сигар. В данном случае это был ящичек.

— Сигар на пятнадцать? — оценивающе спросила Мила с видом знатока.

— На двадцать, — разочарованно и обиженно ответил Художник. Во взгляде его засквозило уныние. «Дурочки» в этом месте его показательного выступления всегда всплескивали ручками: «Как-как? Хьюмидор?! Ой, а что это такое?» Не то что Мила. Все-то она знает. Вот чем хороши «дурочки» — с ними сразу чувствуешь себя умнее.

— Я заплатил за него… евро, — произнес он без энтузиазма и уже без какой-либо надежды поразить Милино воображение.