Портье принял его милостиво: гостиница была дорогая, с потугами на роскошь, шикарнее первой. Наверное, в целях дополнительной рекламы, портье указал на какого-то господина в бороде и шляпе, пересекавшего холл и, кажется, уже несколько выпившего. И шепнул, что это, мол, знаменитый писатель (29).
– Да, – рассеянно удивился Иозеф, – я полагал, что в самом Писании все сказано совершенно исчерпывающе… Где вы посоветуете пообедать?
– Езжайте-ка в
Простак полагал, что иностранец должен тянуться к иностранному. Нет, он велел извозчику везти себя в
Им овладела некая лихость, ухарство, совершенно ему не свойственное. Москва будоражила. Он вдруг почувствовал, будто он русский. Это случается с молодыми путешественниками: неожиданное преображение, странные предчувствия, неясные надежды… Иозефу на мгновение почудилось, что именно здесь, в старинной Москве, он возьмет да и станет счастлив.
Как раз о России Праведников и завел разговор в другой раз. Он сказал: коли вы, Иосиф Альбинович, явились в Россию, значит, вы любите нашу страну.
Иозефа раздражило это
– Вот как. Отчего же? Впрочем, не вы первый, Россию со стороны понять трудно…
– Да-да, часто русских очень трудно понять.
– Почему же, – ухмыльнулся Праведников, который взял тон несколько дамский, так говорят с гостями хозяйки второразрядных салонов, желая казаться светскими. И это мало шло глуповатому
– Ну, – помялся Иозеф, даже с этим чекистом он оставался деликатным, – ну, скажем, у русских немало присказок, кажущихся благоразумному европейцу просто глупостями.
– Например?
– Например, острое наблюдение, что,
– И впрямь неудобно, – ухмыльнулся Праведников.
– Или прямо-таки из Фомы Фомича народное наставление:
– И это верно, – сказал следователь не без намека. – А кто это, кстати, Фома Фомич?
– Опискин, литературный персонаж… И много причуд, недоступных разуму иностранца. Я никогда не понимал, отчего русские, живя в таком адском холоде, охлаждают свою водку. Ладно, американцы, те повсюду кладут лед, но у них по большей части холода недостает. А русским их водку, скорее, надо бы греть, как японцы подогревают свою саке. Или, скажем, другая загадка: уронив бутерброд, русские, чем отдать собаке, подбирают его с пола и обдувают. И, приговаривая
– А что,
– Ну, минут на десять, может быть… – Иозеф подумал и заговорил о другом: – Зато каков русский язык!
– Что ж, нам известно о вашем интересе к нашему языку.
Господи, опять надавив на слово
– Еще б не известно. Ведь вы наверняка загребли на обыске мои записки.
– Изъяли, Иосиф Альбинович, – наставительно поправил Праведников, – изъяли! (30)
Приведу здесь отрывок из этих записок, чудом сохранившийся в записных книжках Иозефа:
Польское ругательство