Парадокс Вазалиса

— Что у вас? — бросил Сорель вызывающим тоном.

— Ничего интересного, — ответила молодая женщина. — У меня к вам один вопрос. Совсем простой, касается вас лично.

— Слушаю.

— Я вот все спрашиваю себя, действительно ли вас так зовут. Как персонажа романа [19], я имею в виду…

Сорель провел рукой по завитым волосам, поправляя растрепавшуюся в дороге прическу. Затянул потуже галстук. И выбросил из головы Штерна, чтобы сосредоточить все внимание на молодой женщине.

В прошлые их встречи Нора относилась к нему с неизменным высокомерием. Этот неожиданный интерес к его персоне показался ему весьма многообещающим. Сорель почувствовал, как запульсировала вена, пробегавшая вдоль левого виска.

Ему было хорошо знакомо это ощущение. Девушка ему нравилась. Вот что означало это глухое биение. Он находил Нору — с ее чопорным видом и безупречным шиньоном, из которого не выпадало ни единой непокорной пряди — очень привлекательной. Именно такими он представлял себе героинь романов девятнадцатого века, которыми была завалена библиотека его бабушки с дедушкой и которые он поглощал в неимоверных количествах, когда подростком приезжал к ним на каникулы. Именно так, должно быть, выглядели мадам Бовари или Анна Каренина, с несколькими лишними килограммами, возможно, и более тяжелой грудью, как того требовала мода тех лет. Сорель всегда питал страсть к классике как в отношении романов, так и в том, что касалось женщин.

Он рассчитывал убедить Нору провести с ним ночь еще до окончания этой миссии. В определенном смысле это было бы его премией. Он летел через всю Атлантику не для того, чтобы спать в апартаментах отеля «Георг V» в одиночестве. Сорель ни секунды не сомневался в успехе своего предприятия. Женщины редко ему отказывали, по крайней мере, те, которых он находил, когда нуждался в компании, в расположенных по соседству с домом барах.

Проводя почти все свое время со Штерном, Нора, наверное, уже забыла, как выглядят настоящие мужчины. Небольшой призыв к порядку ей не повредит.

Усталость как рукой сняло. Сорель ощутил прилив бодрости. Он уже не помнил о часах, проведенных в воздухе, разнице во времени и пустом желудке.

Он внимательно посмотрел на молодую женщину, позволив своему взгляду совершенно свободно пройтись по ее груди, до основания декольте и даже немного ниже.

Огонь откровенного желания, которое Сорель даже не попытался скрыть, вспыхнул в его глазах.

— А сами как думаете? — спросил он наконец.

Казалось, Нора не заметила возбуждения, охватившего ее собеседника. Ответ ее, сухой и резкий, был подобен разрыву бомбы:

— Как бы вас там ни звали на самом деле, я забуду о вашем существовании, как только вы выйдете за эту дверь, так что можете засунуть ваши фантазии себе в одно место, скотина вы этакая.

Сорель тяжело задышал, не в силах сдержать ощущение удушья, парализовавшее легкие и помрачившее мысли.

Грудные мышцы свело судорогой. Чтобы не потерять равновесие, он, как тонущий за соломинку, ухватился за одну-единственную мысль: «Элиас Штерн не вечен. Когда он умрет, защитить Нору будет некому. Эта напыщенная мерзавка свое получит».

14

Ощущение дискомфорта, вызванное заточением, улетучилось, как только Валентина принялась за работу. Вооружившись очками, она надела защитные перчатки и приступила к тщательному визуальному анализу рукописи, от переплета до внутренних страниц.

Углубленный осмотр, к несчастью, подтвердил первичные выводы. Кодекс пребывал в крайне удручающем состоянии. Даже самый легкий физический контакт с ним причинял ему непоправимый ущерб, и вскоре аналой был усеян крошечными чешуйками пергамента, слишком маленькими для того, чтобы их можно было собрать и приклеить на прежнее место.

Коллаген, присутствовавший во внутренних слоях кожи, утратил свои первоначальные свойства упругости и резистентности. Его молекулярная структура оказалась поврежденной в результате долгого пребывания рукописи во влажной среде. После того как Валентина одну за другой подержала страницы под включенной лампой, переплет почернел, а листы сделались ломкими. По всей вероятности, рукопись находилась в этой стадии разложения уже давно, возможно, даже с конца Средневековья.

На данном этапе она еще не могла сказать наверняка, сколь серьезны повреждения. Они могли оказаться и не столь значительными, какими казались. Бывало, химическое и бактериологическое исследование опровергало первоначальное визуальное впечатление, так что надежда еще оставалась.

Увлеченная осмотром рукописи, Валентина не услышала, как застекленная дверь библиотеки отошла за перегородку, и вздрогнула от неожиданности, когда в комнату вошел Элиас Штерн.

— Все в порядке? — спросил он.

Сняв очки, Валентина положила их на стол и кивнула.

— Если абстрагироваться от угнетающего состояния Кодекса, то да.

— Как думаете, сможете с ним что-нибудь сделать?

— Скажу немного позднее. Нужно провести более углубленный осмотр.

— Что скажете насчет того, чтобы составить мне компанию за обедом? Вы работаете уже четыре часа. Должно быть, изрядно проголодались.