Парадокс Вазалиса

— Я несколько раз заходил в его мастерскую, да. Но эту картину увидел у Амбруаза Воллара, торговца. Он начал торговать примерно в одно время с моим дедом, в начале восьмидесятых годов девятнадцатого века. Их лавочки стояли рядом, и несмотря на конкуренцию они отлично ладили и стали друзьями. У них были одинаковые вкусы, им нравились одни и те же художники… В те годы они были единственными, или почти единственными, кто видел огромный потенциал импрессионистов. Все считали их сумасшедшими. Полагаю, поэтому они и сблизились. По воскресеньям Воллар обедал у моего деда.

— Но Воллар умер гораздо позже Габриэля, разве нет? Он продолжал приходить к вам?

Штерн кивнул.

— Воллар находил общий язык и с моим отцом. После обеда он уводил его к себе, чтобы показать новые приобретения. Они могли часами обсуждать картины. Это длилось до смерти Воллара, случившейся незадолго до начала Второй мировой войны.

Штерн надолго замолчал, вновь погрузившись в созерцание картины.

Валентина инстинктивно почувствовала, что должна оставить его в покое. Она терпеливо ждала, когда он решит продолжить рассказ.

— Мой отец начал брать меня с собой, как только я научился отличать безделушку от скульптуры, — продолжил Штерн. — Такова была его концепция обучения: для него было важнее, чтобы ты отличал Кассатта от Вальта, нежели умел читать, и я отнюдь не преувеличиваю, говоря так. Правда, необходимо отметить, что он работал в благоприятных условиях. Я обожал бывать у Воллара. В его доме картины занимали все свободное пространство — они кучками лежали на этажерках и даже на полу, без рамок. Ренуар, Сезанн, Руо… И конечно, Боннар — все восхитительные. Боннара я впервые увидел, когда мне было года четыре или пять, в самом начале тридцатых, если не ошибаюсь. Воллар только что вернулся из его мастерской, привезя кучу полотен, в том числе и этот автопортрет. Ему хотелось узнать, что думает о нем мой отец.

— И что сказал Жакоб?

— Тотчас же заметил, что недостает подписи. И это была правда! Боннар не подписал картину. Впрочем, его подпись не стояла ни на одной из тех, что привез в тот день Воллар. Он приобрел картины за столь смехотворную сумму, что не осмелился просить Боннара зайти к нему подписать их из опасения, что тот передумает и потребует большего. Такого скупердяя, как Воллар, надо было еще поискать! Гений, но какой сквалыга! Многое я бы отдал, чтобы вернуться хотя бы на долю секунды в тот дом, к добряку Воллару с его вечной тюбетейкой и беспрестанными сетованиями. Да что уж там… все это теперь так далеко! Только мне это старье и интересно!

— Это не так, — возразила Валентина. — Будь по-вашему, в этом музее не было бы сейчас ни души.

Отвернувшись от картины, Штерн смерил молодую женщину долгим взглядом.

— В вашей власти, Валентина, не дать моим воспоминаниям исчезнуть вместе со мной. Именно это я хотел сказать, говоря накануне, в вашей мастерской, о даре. Подобный талант — редкость. Фонду нужны такие люди, как вы. И не только для того, чтобы реставрировать Кодекс Вазалиса. Нам еще столько всего предстоит сделать…

По лицу старика пробежала тень ностальгии, которая почти ту же сменилась усталым выражением. Штерн сильнее вцепился в предплечье Валентины.

— Эта прогулка меня немного утомила. Не отведете к машине?

Валентина помогла торговцу дойти до «мерседеса», и, пока они возвращались домой, старик успел задремать в лимузине.

Нора вызвалась разбудить шефа по прибытии. Заметно уставший, Штерн позволил Франку проводить его в свою комнату.

Валентина вернулась в библиотеку. Остаток дня она посвятила тщательному фотографированию страниц Кодекса — прежде чем приступать к реставрации, следовало запечатлеть исходное состояние.

Примерно каждые два часа — для того, чтобы предложить прохладительные напитки и убедиться, что все в порядке, — ее навещала Нора.

Ближе к вечеру внимание Валентины отвлекло едва слышимое царапанье. «Должно быть, птичка села на подоконник и стучит клювом по стеклу», — подумала она. Вот и повод отвлечься, немного размять ноги.

Отложив цифровой аппарат в сторону, она подошла к ближайшему окну. Отвесила тяжелую занавеску, не позволявшую солнечным лучам проникать в комнату, затем проделала тот же трюк с двумя оставшимися окнами, но никакой птицы не обнаружила.

За окном, подгоняемые сезонным дождиком, уже сгущались сумерки. Валентина попыталась вглядеться в темноту, но не заметила ничего необычного. В саду было тихо, даже деревья выглядели застывшими, словно гнетущая атмосфера особняка распространилась и на его окрестности.

Вновь послышался приглушенный шум. На сей раз, как показалось Валентине, его источник находился в самом доме.

Отойдя от окна, молодая женщина направилась к плексигласовой двери. Она не ошиблась. Звук определенно шел оттуда.

За стеклянной перегородкой маячил чей-то размытый силуэт. Вероятно, вновь пришла Нора, решила Валентина.

Однако вела себя ассистентка Штерна не совсем обычно. Судя по тому, что видела Валентина через полупрозрачное стекло, Нора копалась в панели управления, но дверь никак не желала открываться.