Парадоксальные люди

Кейрис прислушалась к своему собственному сдавленному голосу. — Он — кто-нибудь из этих людей... сейчас находится в этой комнате?

Разум долгое время молчал. Наконец он поднял на нее большие печальные глаза. — Вопрос мадам вызывает удивление, учитывая очевидную опасность для ее мужа, если ее предположение окажется верным. И все же я отвечу вам следующим образом. Одно воплощение Мьюра, существование которого только что было логически выведено ее Величеством Императрицей применением аристотелевской логики, присутствует, но в данный момент оно не желает быть видимым для нас.

Он остановился и посмотрел на радиохронометр на стене слева от себя. Некоторые из присутствующих проследили за его взглядом.

Было уже четыре минуты первого ночи. Где-то далеко над ними занимался рассвет нового дня 21 июля 2177 года.

— Однако, — продолжал Разум, — Мьюр присутствует и в другой, совершенно иной форме, которая удовлетворит даже маршала Элдриджа.

Министры обменялись удивленными, подозрительными взглядами.

Элдридж моментально вскочил на ноги. — Укажи мне на него! — воскликнул он.

— Военный министр,— заметил Хейз-Гонт, — до странности наивен, если думает, что Разум укажет на Кенникота Мьюра этому собранию.

— А? — сказал Элдридж. — Вы хотите сказать, что он боится назвать его имя?

— Может быть, а может быть, и нет. Но давайте посмотрим, что принесет нам очень прямой и конкретный вопрос. Он повернулся к Разуму и тихо спросил: — Вы можете отрицать, что вы Кенникот Мьюр?

Пока ошеломленные глаза Алара следили за пирометром, стрелка начала медленно ползти вверх по шкале, регистрируя падение станции в вихрь солнечных пятен — 4560, 4580, 4600.

Чем глубже, тем жарче. Конечно, станция никогда не достигнет ядра Солнца. Вихрь, вероятно, сузится до нуля в пределах тысячи миль или около того, в области достаточно глубокой, чтобы иметь температуру в несколько миллионов градусов. Система изолирующего охлаждения соляриона могла выдержать верхний предел в 7000 градусов.

Вариантов было несколько. Вихрь пятна может распространяться глубоко в солнечное ядро с температурой около двадцати миллионов градусов. Но даже если бы вихревой газ оставался ниже 7000 градусов на всем пути к центру, а он знал, что это невозможно, станция, в конечном счете, врезалась бы в чрезвычайно плотное ядро и взорвалась бы раскаленным добела светом.

Но предположим, что вихрь не распространился до этого невероятно горячего центра, а, скорее всего, возник всего в нескольких тысячах миль по направлению вниз? Он выплюнул полный рот крови и быстро подсчитал. Если бы это пятно находилось на глубине 16000 миль, то температура на вершине конуса была бы немного ниже 7000.

Если станция будет спокойно оставаться здесь, он сможет прожить еще несколько часов, прежде чем тяжелый агрегат погрузится достаточно глубоко, чтобы достичь невыносимой температуры. Но этому не суждено было случиться. Его приземление не будет мягким. Теперь станция падала с ускорением в двадцать семь гравитационных единиц и, вероятно, ударится о дно конуса со скоростью нескольких миль в секунду, несмотря на вязкость газов в пятне. И он мгновенно распадется на составные элементы.

Он почувствовал, как подушки кресла упираются ему в спину. Металлические трубки вдоль рук казались теперь значительно теплее на ощупь. Лицо его было мокрым, но во рту пересохло. Эта мысль напомнила ему о тайнике капитана Эндрю.

В данный момент ему нечего было делать, и он действовал по своей внезапной прихоти. Он встал, потянулся и подошел к стене, поддерживавшей холодильный шкаф. Он открыл дверь и почувствовал внезапную волну прохладного воздуха на своем вспотевшем лице. Он усмехнулся иррациональной мысли: — «Почему бы не заползти в ящик объемом шесть кубических футов, и не закрыть за собой дверь»?

Он вытащил бутылку с пенным напитком и выдавил немного густой жидкости себе в рот. Ощущение было чрезвычайно приятным. Он закрыл глаза и на мгновение представил себе, что капитан Эндрю стоит рядом с ним и говорит: — Здесь холодно, и очень приятно быть в таком месте, как это.

Он снова захлопнул дверь вслед за бутылкой. — «Бессмысленный жест», — подумал он про себя. Ситуация казалась такой нереальной. Кейрис предупреждала его…

Кейрис.

Чувствовала ли она в этот момент, с чем он столкнулся?

Он фыркнул от собственных мыслей и вернулся в кресло.

Но с чем именно он столкнулся?

Действительно, существовало несколько вариантов, но их выводы были идентичны — долгое ожидание, а затем мгновенное, безболезненное забвение. Он даже не мог рассчитывать на длительную, мучительную боль, которая могла бы освободить его вдоль по оси времени, как это было в пыточной комнате Шея.

До него дошел низкий, глухой гул и, наконец, отозвался пульсом на его виске. Его сердце билось так быстро, что отдельные удары уже невозможно было различить. Пульс перешел в нижний звуковой диапазон, что означало биение не менее одной тысячи двести ударов в минуту.