Парализатор

— Покажи всем, на что ты способен, Парализатор. Войди в истории. Стань легендой! — накручивает меня необычно словоохотливый Тиски. — У ментов яйца дрожат при твоем имени. Покажи им свою силу. Сделай их секс-инвалидами.

Я резко останавливаюсь, Тиски натыкается на меня.

— Отпустите Марго, и я поеду на дело.

Я не успеваю договорить фразу, как Моня заламывает мне руку, хватает за шею и пригибает к земле. Тиски холоден и неподвижен, подобно каменному валуну.

— Сначала дело, потом свобода. Или девчонка умрет, — цедит он, едва шевеля губами. — Садись в машину. Время!

Я замечаю, что ночевал совсем в другой дом, чем тот, в котором меня держали раньше. Это красивый коттедж из бревен на опушке хвойного леса. В одном из окон второго этажа дрогнула портьера. В доме кто-то остался. Неужели Кабан? Почему он не едет на дело?

Меня запихивают в черный джип. Моня за рулем, Кабан со мной на заднем диване. Машина петляет по живописным холмам среди красивых коттеджей. На одном из покатых склонов я замечаю кресельный подъемник. Автомобиль спускается по узкому проселку к шоссе. И тут я вижу указатель: налево Дмитров, направо Москва. Это Дмитровское шоссе, которое раскололо мою судьбу на ДО и ПОСЛЕ!

Мы сворачиваем к Москве. Джип едет быстро, и вращающиеся колеса словно раскручивают ритм моего сердца. Оно лихорадочно бьется, а в какой-то момент замирает на пике щемящей боли.

Вот то самое место! Здесь мою семью протаранил «камаз»!

…Хотя за окном лето, я вновь вижу снег. Яркий кубик Рубика выглядит на снежном покрывале новогодним украшением. Но идиллию разрушает раненный щенок и моя безвольная рука, свесившаяся из распахнутой дверцы. С большого пальца на снег капает алая кровь. И снова я вижу ноги подошедшего человека. Черный ботинок с силой опускается на шею щенка. Тихий хруст — и жалобный писк затихает.

Ботинки поворачиваются ко мне. Они рядом. Я не могу шевельнуться и посмотреть вверх. Но я чувствую, как человек заглядывает в раскрытую дверь и изучает мертвую тишину в салоне машины. Он удовлетворен, но перед тем, как уйти, человек дотрагивается до меня и что-то произносит.

Я впервые вспоминаю эту деталь, однако слова ускользают из разрушенной памяти, как песчинки в жерле песчаных часах. Они оседают в таких глубинах, куда я не могу добраться. Остается лишь четкое понимание, что это был убийца. Он подошел, чтобы убедиться в содеянном. Он посчитал, что все погибли, и произнес нечто странное.

Что ты сказал, дядя?..

Наш путь заканчивается вечером около огромного торгового центра на МКАДе. Около часа назад мы пересели в ворованную тачку, которую пригнал Кабан, а джип оставили в глухом месте. Обычная предосторожность перед ограблением. Теперь бандитов трое. Кто же остался в доме, когда мы уезжали?

Бандиты в перчатках, нервно ерзают на сиденьях. Кабан пытается закурить, но Тиски пресекает его: никаких улик! Сегодня главарь лично участвует в деле, значит, предстоит нечто особенное.

Я не вижу рядом никакого банка. Зато замечаю, что внимание Тиски приковано к неприметному служебному входу. Туда подъезжает инкассаторский бронемобиль.

— Инкассаторы прибыли, — возбуждается Тиски. — Внутрь зашли трое.

Главарь быстро повторяет каждому, что надо делать. Моя инструкция звучит так:

— Ты уложишь всех, когда они выйдут с сумками и откроют дверцу машины. Не раньше, и не позже. Когда откроют дверцу! Понял?

Я киваю.

— Помни о жизни подружки, — предупреждает Тиски.

Я медленно иду вдоль тыльной стороны огромного торгового комплекса, разглядывая таблички и указатели, словно заблудился. Моя цель небольшой инкассаторский фургон, припаркованный вплотную к маленькому крыльцу. Я думаю о любимой. Чтобы со мной не случилось, пусть хотя бы она выживет.

Дверь открывается, и я ускоряю шаг. Выходят трое мужчин в черных комбинезонах. Они вооружены, но их руки заняты мешками. Каждый тащит по нескольку брезентовых тюков разной величины. Инкассаторы бросают профессиональные взгляды влево-вправо. Рядом нет никого кроме меня. Подросток с пустыми руками не вызывает их беспокойства.

Один из инкассаторов открывает фургон. Я уже в трех шагах. Мешки летят внутрь, образуя целую гору. Податливые глиняные фигурки инкассаторов плавают в моем воображении. Я концентрирую внутреннюю злость и выплескиваю из подсознания огненный шар. Фигурки затвердевают, по телу инкассаторов пробегает судорога. Здоровые мужики валятся, как подкошенные, у распахнутой двери фургона.

Я вижу, как несутся из засады Кабан и Моня. Вспышка головной боли, и накатившая слабость заставляют меня облокотиться на фургон. И тут я замечаю в кабине водителя! Он не понимает, что произошло, но выхватывает пистолет. Я для него непонятный субъект, а фигуры бандитов это явная опасность. Он раскрывает дверцу, чтобы лучше приметиться. Вместо того, чтобы сразу стрелять, он окликает упавших товарищей и теряет драгоценные секунды.