ПАРАЛЛАКС 606. Том I

Ещё один день на искусственном острове показался мучительной вечностью. Проклятые шезлонги, из-за которых всё это началось; особняк; волейбол; фруктовые коктейли. ИИ несколько раз поинтересовался у Задиры, в чём причина её сегодняшней пассивности и связано ли это с неким Масами, но та гордо отнекивалась и твердила, что причин беспокоиться о её психическом состоянии нет. Наконец мы вернулись в камеру. Гоголон пожелал нам доброй ночи и пропал. Как только он исчез, мы заглянули в уборную. Задира захрипела, словно болеющий астмой старик, а затем упала на колени и разрыдалась - ванна заполнилась практически наполовину.

- Тварь! Ненавижу!.. Ненавижу этого ублюдка!.. – яростно верещала Задира, то всхлипывая, то снова срываясь на плач.

Я могла попытаться утешить сестру, но рисковать не стала: я ещё никогда не видела её настолько обозлённой. Я просто не в состоянии описать ту необузданную ярость, которая пропитывала её слова. От её инфернальных проклятий кожа вмиг покрывалась пупырышками: казалось, у меня в голове голосила во всё горло сама сирена. За последний, проведённый на острове, день она не перекинулась со мной ни единой фразой. Уже тогда я понимала: внутри нас зреет чудовищная буря. Такая, с которой не под силу справиться даже мне.

- Задира, прошу, контролируй себя.

- Контролировать? Нет уж, поздно! Он водил меня за нос, как глупую несмышлёху. Из-за него я поругалась с тобой. Из-за него я... я предала тебя! Вот и кто я теперь, а? Какая из меня сестра?.. Я ноль!.. Дешёвая профурсетка. А ведь я хотела как лучше! Что мне теперь делать? – Задира ходила по камере туда-сюда с нетерпеливостью Наполеона; все наши слёзы были выплаканы, причём трижды. – Клянусь нашим здоровьем, я заставлю эту мразь страдать. Я сделаю... сделаю всё что угодно, чтобы ты простила меня. Только скажи!.. Тихонечка, котёночек, умоляю, извини... прости...

Её интонацию наполняло бесконечное сожаление. Теперь сестра долго будет горевать из-за того, что ослушалась меня. Наверняка будет считать себя предательницей. Грустно это признавать, но порой лишь неудачи способны объединить нас.

- Обидно, что именно обстоятельства вынудили тебя принять это решение, - скупо выдала я, хотя в душе на радостях плясала чечётку. – Надеюсь, ты осознала свою неправоту.

- Да, моя мармеладка. Я всё целиком и полностью осознала. Понятия не имею, что нужно сделать, чтобы ты стала доверять мне, как прежде, но... я раскаиваюсь. Честно! – она всхлипнула. - Как же мне жаль!

Я сделала вид, что не расслышала её реплики: благородия хоть отбавляй. Сейчас я готова была слушать эти слова вечно, но теперь, когда Задира переметнулась на мою сторону, я ощутила невероятное облегчение и успокоилась.

- Прошу тебя, прекращай рыдать. Оно того не стоит. Всем людям свойственно ошибаться. Когда-то ошиблась и я. Ты прекрасно понимаешь, о чём я говорю.

- Ты слишком добра ко мне... – она икнула. - Просто ответь честно: мир?

- Конечно мир.

Этот памятный день стал датой нашего примирения. Уговаривать сестру не срывать на Гоголона злобу в первый же день мне пришлось долго: она готова была рвать и метать. Когда он появлялся в нашей камере, я чувствовала в лёгких потрескивание статических зарядов, настолько сильно её мучила жажда мести. Разумеется, резкая смена настроения не сыграла бы нам на руку - пока ИИ считал её другом, нам не о чем было переживать. Вероятнее всего, даже он обладал логикой и смекнул бы, что в нашем случае всё не так-то просто. Я же старалась сохранять хладнокровие, чтобы продолжать копать. Да только куда копать?.. Мои мысли то и дело перебивались глубинным гласом, твердившим «не сбежишь». Четыре дня подряд мы с Задирой притворялись простывшей: требовалось придумать уважительную причину для отказа от сеансов. Теоретически нужда в подобного рода симуляциях отсутствовала - без нашего согласия Гоголон всё равно не мог отправить нас на остров. Тем не менее, портить с ним отношения казалось мне нерациональной мерой. ИИ раз за разом утверждал, что с моим здоровьем всё в порядке и что стазис вовсе не навредит мне, однако мы всё равно отказывались.

Обманщик. Если бы он беспокоился только о нас.