Параллель

            Все косились на загипсованную руку. Действительно, рука словно уже не принадлежала Алексею, а просто болталась рядом с ним на перевязи, ставя под сомнение его деловой вид.

– Болит? Болит? – спрашивал менеджеры наперебой. – Очень больно?

            Алексей отвечал, то «болит», то «не болит», и это было правдой. Боль он чувствовал как неприятное воспоминание – она пронзала внезапно, держала некоторое время в тисках и исчезала, словно приступа и не было. Боль очень походила на его память, способную подбрасывать самые неприятные картины прошлого в самые светлые моменты настоящего.

            Рита объявилась через несколько дней, Алексея дернуло от ее звонка.

– Как вам болеется? – спросила она весело.

– Я давно на работе.

– Ну, рука – не обе ноги, тоже верно.

– Что ж вы все меня ногами попрекаете?! И откуда вам известно про руку?

– Оттуда, что меня стала мучить совесть прямо в театре, я позвонила в больницу и узнала, что у вас сломано, а что цело.

– И успокоились?

– Более или менее.

– Ах, – вдруг вспомнил Алексей. – У меня есть к вам вопрос, очень важный. Мне кажется, очень важный вопрос. От него многое зависит.

– Какой же?

– Что за книжку вы читали тогда в метро?

– Когда? В каком метро?

– Рита! Вы, действительно, не помните? Не понимаете?

– Это важный вопрос? – она вздохнула. – У меня все книги в ридере. Ничего не теряется, не пропадает. Я могу поискать. Но точно не помню.

– Не врете?

– Нет.

– Тогда не надо.

            Сломанная рука снова заболела.

Нет, не по тому пути он идет, не за те веревочки дергает. Скорее, за собственные – оттого и бьется в конвульсиях на потеху зрителям. Но и до этого он шел по сомнительному пути, и до этого исполнял сомнительные роли. Так не все ли равно?

Что толку вспоминать прошлые увлечения? Через некоторое время все они начинали казаться Алексею мелкими, несущественными, а иногда и постыдными. Все мелодии, которые трогали сердце, после нескольких прослушиваний превращались в несуразную какофонию. Все актеры, которые привлекали его внимание, в следующих фильмах казались шаблонными, топорными, лишенными пластичности, застывшими в найденном ограниченном амплуа. Все девушки меркли при близком знакомстве. Чтобы видеть развитие, нужно было сравнивать разных композиторов, актеров или женщин, внутри одного образа душили статика и уныние.

Но сама погоня за новыми впечатлениями утомительна. Хочется глубины, а постоянно выталкивает на поверхность – для очередного погружения. И легкие предательски свистят – им не нужны новые образы, им нужен покой.

            Из-за травмы пришлось отказаться от автомобиля. Алексей ехал домой на метро и старался не смотреть ни на одну девушку, читающую электронную книгу.

-12-

– Бог тебя накажет, Бог! – кричит Рита по телефону. 

– За что это? За то, что ментам тебя не сдал?

– Бог все видит!

– Ты Сергея Федоровича имеешь в виду?

            Бросила трубку. Но начало дня испортила. Как понять меру своей вины? На каких весах измерить?

– Вы тоже считаете, что Бог все видит? – спрашивает Алексей у Риты, когда она кормит его ужином.

– Я не верю в Бога. Только во вселенский хаос. А вы разве из тех, кто носит в бумажнике фотографию Иисуса Христа как ближайшего родственника?

– По-вашему, жизнь зародилась из хаоса?

– Возникла, так скажем.

– А это жаркое – тоже из хаоса? Не из каких-то определенных продуктов, не по рецепту, не руками мастера?

            Рита улыбается.

– По большому счету – из хаоса.

– Мне бы вашу уверенность, – завидует Алексей. – А всегда сомневаюсь и ни в чем не уверен. Вот все думал, заявлять ли на Риту…

– И что? Заявили?

– Нет. Мой адвокат очень огорчился. Он уже распланировал все до мелочей.

            Рита смеется. И вдруг музыку, доносящуюся из-за стены, перекрывает звонок в дверь. Рита не двигается с места.

– Не будем открывать, – говорит Алексею.

– Как так?

– А как? Я не смогу сказать, что вы – владелец типографии, которая будет мне что-то печатать.

– Вы думаете, это дед Дима?

            В подтверждение догадки Алексея начинает дребезжать ее мобильник. Рита накрывает его рукой, заглушая звук.

– Возьмите трубку и скажите, что вы не дома.

– А где я?

– В маршрутке. Как минимум.

– Я боюсь, что он через дверь услышит, – шепчет Рита. – Я потом ему объясню как-то.

– А зачем он пришел?

– Я не знаю.

– Может, что-то случилось?

– Да что у него могло случиться?

– Впустите его.

– Не выдумывайте. Я никогда не объясню, почему вы тут находитесь.

– Скажите, что я сантехник.

– Для сантехника вы слишком мрачно выглядите.

– Вы просто не знаете, насколько это суровые ребята!

            Звонок продолжает пиликать.

– Он думает, что вы спите. И будет звонить, пока не разбудит.

            Алексею вдруг пришло в голову, что если он сейчас поцелует Риту, то она не закричит и не оттолкнет его, избегая лишнего шума. Он всмотрелся в ее лицо – измученное дребезжанием звонка и огорченное, хотя до этого она усмехалась.

            Он снова принялся за ужин. Телефон стих, затем умолк дверной звонок. Осталась только музыка, скребущаяся сквозь стену.

– Вам не надоело это музицирование? – спросила Рита.

– А вам не надоело кормить меня?

– Это не ради вас – ради самого процесса жизнедеятельности. Если долго не есть, желудок начинает болеть.

– Откуда вы знаете?