Параллельные миры лифтёра Сорокина

– Пусть с носом, но таким образом я свой протест выражу против нашего совместного проживания и тем более – твоего идиотского рассказа.

– А если ты у меня писаной красавицей в этом, как ты говоришь, идиотском рассказе получишься и я тебя от неземной любви всё время на руках буду носить, даже в туалет, если захочешь…

– Вот я так и знала, что ты обязательно чего-нибудь отчебучишь, и я всё равно, даже будучи писаной красавицей, дурой буду выглядеть.

– Ну хорошо, в туалет не буду тебя носить, а куда можно? Ты вот что, Катюха, подумай и напиши мне на бумажке, куда тебя можно носить, и я в рассказе на этот список буду ориентироваться.

Катя сначала посмотрела на меня как на умалишённого, но всё же задумалась на какое-то время, а потом неуверенно произнесла:

– Может быть, я и соглашусь побыть в твоём рассказе, но чтобы у нас с тобой любовь в нём была, как у Ромео и Джульетты.

– Ничего себе заявочка! А ты, случайно, не забыла, что они оба с собой покончили, и нам в конце рассказа тоже, по твоей милости, придётся на тот свет отправиться раньше времени? А я ещё в своём рассказе пожить хочу.

– Я так и знала, что ты меня не любишь, раз даже в рассказе ради меня умереть не можешь!

– Да, не могу, и я честно тебе об этом заявляю, а вот ты сама-то в рассказе ради меня умереть сможешь?

– Ещё чего! – возмутилась Катя. – Я же девушка! И ради мужика погибать не собираюсь. Ишь чего захотел! В общем, не пиши про нашу любовь, иначе я с тобой разговаривать не буду и всего остального от меня не получишь, – и, капризно надув губы, отправилась в ванную комнату приводить себя в порядок.

На следующее утро воскресенья, когда Катя, как всегда, спала до упора, я сел за письменный стол и открыл тетрадь. Дух противоречия меня стал подначивать: «Ты не слушай капризную Катьку и всё же попробуй написать про вашу любовь, а ей ничего не говори. Писатель должен быть абсолютно свободен, и от любви – тоже, а как иначе? Он, как первопроходец, прокладывает путь, который может кому-то и не нравиться, а он на это должен только снисходительно улыбаться и продолжать двигаться к намеченной цели». Но как это возможно – быть свободным от любви и одновременно писать про неё? Что-то тут не складывается. Парадокс! С другой стороны, поглощённый любовью к своей женщине писатель, растворяясь в этой любви, можно сказать, без остатка, теряет себя как личность и перестаёт здраво мыслить, а порой и мыслить-то не может – мозги полностью отключаются.

Вечером мы сидели за столиком в любимом кафе, расположенном недалеко от нашего дома на Русаковской улице. Играла тихая музыка, Катя не спеша пила через зелёную пластиковую трубочку свой любимый оранжевый морковный сок «для улучшения цвета лица», а я ничего себе не улучшал, продолжая размышлять над любовным рассказом, пил пиво и невольно смотрел на её лицо, пытаясь уловить в нём хотя бы малейшее изменение в цвете.

– Что ты на меня смотришь, как дурак какой-то? – возмущённо, отрываясь от своего оранжевого «лекарства», говорит она мне. – Неужели ты не понимаешь, что смущаешь меня, даже перед людьми неудобно. Никто не ведёт себя так глупо, как ты.

– Я люблю тебя, а они – нет, поэтому и не могу оторваться от твоего лица, испытывая при этом странную эйфорию, даже мурашки по телу бегут от восторга, а заодно надеюсь уловить хоть малейшие изменения в цвете, но пока ничего такого не происходит.

– Нет, ты определённо с катушек съезжаешь и начинаешь уже издеваться надо мной! – лицо её мгновенно покраснело. Она шваркнула трубочку в недопитый стакан (я даже залюбовался сочетанием зелёного и оранжевого цветов и подумал, что попробую в какой-нибудь картине воспроизвести подобное сочетание красок). – Ты меня уже достал своими глупыми шуточками! Весь кайф мой разрушил! Не жди меня сегодня. Я у подруги переночую, – и, нервно схватив сумку, стремительно, под умиротворяющую джазовую музыку, выскочила из помещения в ночную темноту. Я бросился за ней, пытаясь извиниться неизвестно за что, но она, не слушая меня, остановила такси и укатила к своей подруге.

Я так разнервничался, что полночи не мог заснуть: пробовал писать рассказ про нашу с Катей любовь, но всё было бесполезно, выходил на балкон любоваться луной и мигающими звёздами, сидел на кухне, пил чай и бездумно смотрел в окно на пустынную улицу Гастелло, освещённую лунным светом и жёлтыми уличными фонарями, этот эффект создавал такую ирреальную и мистическую картину, что я на некоторое время забывал обо всём на свете и про Катю тоже. Наконец глаза сами собой закрылись, я положил отяжелевшую голову на кухонный стол (как на плаху – мелькнула мысль) и провалился в тревожный, наполненный какими-то ужасами сон…

Происшествие в парке