Параллельные вселенные Давида Шраера-Петрова

На первый взгляд еврейская идентичность доктора Левитина выглядит в начале романа «тонкой» («thin»), по выражению Цви Гительмана, который проводит разграничение между евреями, соблюдающими религиозные обряды и придерживающимися еврейских бытовых практик, и теми, кто этому мало привержен или не привержен вовсе [Gitelman 1998]. По своей сути доктор Левитин в начале романа – космополит. Его жена Татьяна – русская, родом из деревни в Псковской области, а их сын, рожденный матерью-нееврейкой, не является галахическим евреем. Да и вообще доктор Левитин – научный работник и практикующий врач; вряд ли ему близки представления о личной набожности. Он прежде всего верует в знания, разум и трудолюбие. Его идеалы – справедливость, свобода слова, талант и терпимость – могут показаться еврейскими, но не являются ли они традиционными ценностями городской интеллигенции в любой западной демократии? Однако правила эмиграции не принимают в расчет убеждений, а только национальность – это следствие национальной политики СССР, согласно которой в паспорт внесен так называемый «пятый пункт». Если там сказано «еврей» (что в советской терминологии обозначает еврея этнического), человек имеет право на эмиграцию – и точка. Можно обсуждать самые разные коллизии, возникавшие в связи с тем, что люди прятали свое еврейство, и в романе описаны всевозможные проблемы, связанные как с сокрытием еврейского происхождения, так и с неверными записями в паспортах. В любом случае, суть принадлежности к еврейству – магистральная тема романа – изображена в нем с большим драматизмом, а не сведена к словарному определению.

Еврейская тема еще более усложняется тем, что автор изображает доктора Левитина как обрусевшего еврея. Тут нужно отметить, что «еврей» и «русский» отнюдь не являются полярными понятиями. Левитин говорит на чистом литературном русском языке и изображен в романе именно как человек русской культуры. Пересечение и взаимоналожение черт советского и русского осложняет любое прозрачное определение идентичности. Нужно, однако, признать, что к 1980-м годам очень многие проживавшие в СССР евреи либо полностью ассимилировались, либо сильно продвинулись по этому пути. Они называли себя русскими, ощущали себя русскими. Автор, доктор Шраер-Петров, метко определяет это отношение в эпиграфе к роману: «Мы знаем, что мы русские. Вы принимаете нас за евреев» [Шраер-Петров 2014: 7]. То, как в европейских империях евреи часто оказывались в рядах лояльных патриотов – в противовес роли меньшинства в мононациональных государствах, – подробно освещено в научной литературе[172]. В романе автор-повествователь и главный герой Герберт Анатольевич в лирических тонах размышляют о любви еврея Герберта Левитина к России:

Но любил он больше простых мужиков или степенных пожилых рабочих, и особенно из дальних мест, где говор иной, чем в Москве. Сам еврей, он сравнительно мало общался с еврейской средой. Он любил мужиков за терпеливость, несуетность, снисходительность к людским слабостям. Любил их речь, которая текла, как равнинные реки, – медленная, округлая, проникающая в самую душу. Эта русская речь оснащена множеством междометий, эпитетов, приставок и суффиксов, которые, как ухват, поворачивают слово и фразу, чтобы ярче загорелись смысл и чувство [Шраер-Петров 2014: 37].